Автор и исполнитель песен. В творчество Высоцкого входят трагически- исповедальные стихи, романтико-лирические, комические и сатирические песни, баллады (сборник "Нерв", "Я, конечно, вернусь..."). В своих песнях он отталкивался от традиций русского городского романcа. С 1964 года Высоцкий выступал в Московском театре на Таганке (Хлопуша - "Пугачев" по С.А. Есенину, Гамлет - "Гамлет" У. Шекспира, Лопахин - "Вишневый сад" А.П. Чехова и др.). Всем известны прекрасные роли этого замечательного артиста в кино (фильм "Вертикаль", "Короткие встречи", "Место встречи изменить нельзя"). Высоцкому присущ мощный, "лавинный" темперамент, его подлинно трагический герой - сильная личность, бунтарь-одиночка, сознающий свою обреченность, но не допускающий мысли о капитуляции. В комических жанрах актер с легкостью менял социальные маски, добиваясь абсолютной узнаваемости гротескных "зарисовок с натуры". В его драматических песнях и ролях пробивалась наружу бурлящая под спудом глубинная сила, рвущая душу тоска по справедливости.
НОВОСТИ
СТИХИ
MP3
Владимир Высоцкий. 1971 год
Детская поэма
и друга закадычного - Ваню Дыховичного Что случилось с пятым "А"? Как вам это нравится: Вера Павловна сама С ним не может справиться! От стены к доске летели, Как снаряды "ФАУ-2", То тяжелые портфели, То обидные слова. Бой кипел, и в тайных целях Кто-то партой дверь припер. Но и драка на портфелях Не решила этот спор. Раз такая кутерьма - Ожидай не то еще! Что ж случилось с пятым "А", Почему побоище? Догадалась чья-то мама - Мамы вечно начеку: "Это проигрыш "Динамо" В первом круге "Спартаку". "Нет, - сказал отец Олега, - Спорят там наверняка: Кто допрыгнет без разбега До дверного косяка". И послали в поздний час - В половине пятого - Разбираться в этот класс Пионервожатого. Пионервожатый Юра Крик услышал со двора: "Всех главней - литература!" А в ответ неслось: "Ура!" Но сейчас же крикнул кто-то Из раскрытого окна: "В век космических полетов Только техника нужна!" И решил вожатый вмиг: Сам был в пятом классе я - Все понятно, - там у них Просто разногласия. Первый голос был обычный - И не резок, и не груб, - Это Ваня Дыховичный, Всем известный книголюб. Ну а голоса второго Трудно было не узнать - Только Витьке Кораблеву Мог такой принадлежать! Ну, теперь для пап и мам Все яснее ясного: Не случилось в пятом "А" Ничего ужасного. Ваня - необыкновенный, Ну такой рассказчик был! - Что подчас на перемены Целый класс не выходил. Языки болтали злые, Что он слишком толстый, - пусть! Но зато стихи любые Ваня шпарил наизусть: Про Мадрид и про Алтай, Про отважных конников... И пол-класса, почитай, Ваниных сторонников. Ну и Витька тоже в массе Заимел авторитет: Сделал Витька в третьем классе Гидропневмопистолет. Испытанье за рекою Он устроил для ребят - Пистолет стрелял водою Метров на сто пятьдесят! И по всем дворам вокруг Всем дружкам-приятелям Было лестно, что их друг Стал изобретателем. Если Витьке оба глаза Толстым шарфом завязать, Он на ощупь может сразу Два транзистора собрать. Сконструировал подъемник В сорок лошадиных сил И вмонтировал приемник В холодильник марки "ЗИЛ". Месяц что-то мастерил Из кастрюль и провода, - И однажды подарил Витька школе - робота! Что-то Витька в нем напутал: Всем законам вопреки Робот раньше на минуту На урок давал звонки; Он еще скользил по полу И врывался к Витьке в класс... Деда Витькиного в школу Вызывали много раз. "С Витькой мне не совладать У него наследственность, - На него должна влиять Школьная общественность; Не кончал я академий - Вы решайте", - дед сказал... Кстати, дед и сам все время Что-то там изобретал. ...И устроили собранье: Стали думать и гадать, Как на Витьку и на Ваню Целым классом повлиять... У историка ходил Ваня в званье лучшего, В математике он был - В роли отстающего. Он - знаток литературы, Тут четверки - ни одной; На уроках физкультуры - Притворялся, что больной. А на всех соревнованьях: "Кораблев - вот это да!" Ну а Дыховичный Ваня Был... болельщиком всегда. Витька книжек не читал, Знал стихи отрывками; Запинался и писал С грубыми ошибками. А однажды на уроке Сказанул такое он!.. Будто - во Владивостоке Протекает Волго-Дон. Путал даты он несносно, - Сам учитель хохотал. Но зато молниеносно Он делил и умножал. ...Шло собранье - шум и гам, Каждый хорохорится. Разделились пополам - Так удобней ссориться. И девчонки там и тут Разделились поровну - И поддерживают ту И другую сторону. Раньше в девичьем народе Наступал быстрее мир - Тот, кто в классе верховодил, Тот и был у них кумир. А сейчас - два флага вьется, Два пути - куда свернуть? Два великих полководца, Два вождя - к кому примкнуть? В общем - страсти накалились, Все решилось впопыхах, - И подруги очутились Во враждебных лагерях. Эти хором: "Физкультура!" Но не сбить им тех никак - Те кричат: "Литература!" Эти снова: "Техника!" "Ванька слаб, - а Витька ловкий, Сам он робота собрал!" "А Титов на тренировки Пушкина с собою брал!" Им бы так не удалось Спор решить неделями - Все собрание дралось Полными портфелями. Но, услышав про Титова, Все по партам разошлись, - После Ваниного слова Страсти сразу улеглись. И когда утихла ссора, Каждый начал понимать, Что собрались не для спора - А обоим помогать. И придумало как быть Бурное собрание: Их друг к другу прикрепить - В целях воспитания. Витька с Ванею - в чем дело, Не могли никак понять, - Но... собранье так хотело - Значит, надо выполнять. "Значит, так - бегом до Химок!" - Витька Ване приказал. Ваня зубы сжал, весь вымок, Но до дому добежал. <И> напрасно хохотал Кораблев над Ванею: Дома Ваня Витьке дал Книгу про Испанию. Было много ссор и шума - Ни присесть, ни полежать, - Ведь вначале каждый думал, Как другого измотать. Ваня просто чуть не плачет: То присядь, то подтянись, То возьми реши задачу, То приемником займись!.. Но и Витьку он добил Рыбами и птицами, - Тот теперь стихи учил Целыми страницами!.. Как-то Витька Ваню встретил И решил ему сказать: "Знаешь, Ванька, я заметил - Интересно мне читать!" И ответил Ваня сразу: "Щупай мышцы на руке! Я теперь четыре раза Подтянусь на турнике! Хорошо, что приобщил Ты меня к атлетике. А вчера я получил "Пять" по арифметике!" И захохотали оба, И решили меж собой, Что они друзья до гроба, В общем - не разлить водой! ...Может, случай не типичный, Но во множестве дворов Есть и Ваня Дыховичный, Есть и Витька Кораблев. И таких примеров - тьма, - Можно в школе справиться... Вот что было в пятом "А"! Как вам это нравится? 1970 - 1971 I. Вступительное слово про Витьку Кораблева
и друга закадычного - Ваню Дыховичного x x x<\B> У кого одни колы Двойки догоняют, Для того каникулы Мало что меняют. Погулять нельзя пойти, На каток - тем паче, - Можно только взаперти Чахнуть над задачей. И обидно и завидно, Ведь в окно прекрасно видно, Как ватага детворы Кувыркается с горы. Бац! - в окно летит снежок - И затворник знает: Там, внизу, его дружок Знаком вызывает. Но навряд ли убежит: Он - в трусах и в тапках, Да к тому же - сторожит Бдительная бабка. И несчастный неудачник Утыкается в задачник: Там в бассейны А и Б Что-то льется по трубе, [А потом ему во сне Снятся водовозы, Что в бассейны А и Б Наливают слезы]. ...Ну а кто был с головой, У кого все ясно, - Тот каникулы зимой Проведет прекрасно. Вот и Ваня Дыховичный Кончил четверть не отлично, Не как первый ученик, Но - без двоек был дневник. Да и Витька, друг его, Хоть бывал он болен, Кончил четверть ничего, - Даже дед доволен. И имели мальчуганы Интереснейшие планы: Сделать к сроку... Или нет, - Это все пока секрет. Был сарай в углу двора, Только - вот в чем горе - Старый дедовский сарай Вечно на запоре. Раньше дед в нем проводил Просто дни и ночи И, бывало, приходил Чем-то озабочен. Не курил и не обедал, Почему - никто не ведал, Но, конечно, каждый знал: Что-то он изобретал. В своем деле дед - артист, - Знали Витька с Ваней: Он большой специалист По окраске тканей. Правда, деда, говорят, Кто-то там обидел, - А почти пять лет назад Витька в щелку видел: Как колдун из детской сказки Над ведром пахучей краски Наклонился его дед... И она меняла цвет! Но обижен дед, видать, Не на шутку: сразу Бросил все - в сарай лет пять Не ходил ни разу. Витька спрашивал пять лет - Где ключи к сараю, - Но превредный Витькин дед Отвечал: "Не знаю". Только в первый день каникул Дед ключи отдал - и крикнул: "Краску тронете мою - Я вас, дьяволы, прибью!" Это был счастливый день - День занятий вольных: Ни звонков, ни перемен, Никаких контрольных! Ключ к загадке! Вот сейчас Распадутся своды... Это был великий час В первый день свободы! Час великих начинаний! - Лучший час для Витьки с Ваней. Стерли дедовский запрет "Посторонним входа нет". И вошли... Вот это да! Инструментов сколько! Рельсы, трубки, провода, - Просто клад, и только! Вон привязан за ремень Старый мотоцикл... В общем - что там! - славный день - Первый день каникул! 1970 - 1971 x x x<\B> Витька взял в руки электропилу, - Он здесь освоился быстро. Ну а Иван в самом дальнем углу Видит - большая канистра! Вспомнили тотчас ужасный запрет, Переглянулись с опаской: В этой канистре - сомнения нет - Деда волшебная краска. Не удержались, конечно, друзья - Ведь любопытно! Известно: Им запретили... А то, что нельзя, - Это всегда интересно. Горло канистры с натугой открылось, Капнули чуть на осколок стекла, - Краска на миг голубым засветилась, Красным и желтым на землю стекла! Ясно, ребята разинули рты, Как языки проглотили, - И, обомлев от такой красоты, Витька и Ванька решили, Чтобы пока не болтать никому И не показывать виду. Ваня поклялся, и Витька ему Все рассказал про обиду. ...Дед как-то отзыв в письме получил: "Остепениться пора вам!" Кто-то там где-то там взял и решил - Детская это забава. И объявили затею опасной, Вредной: не место алхимикам здесь! Цвет должен быть если красный - так красный, Желтый - так желтый, без всяких чудес! Деда жалели: мол, с тем-то свяжитесь, - Вдруг повезет в этот раз!.. Но Дед разозлился: "Выходит, всю жизнь Время я тратил напрасно!"... Что бы сказал он, услышав ребят?.. Ваня воскликнул с волненьем: "Витька, мы выкрасим свой аппарат Дедовым изобретеньем! Всяких людей посмотреть позовем, - Что унывать втихомолку! - Гневный протест в "Пионерку" пошлем Или вообще - в "Комсомолку"! Так, мол, и так - гениального деда Странные люди понять не хотят! Это не только, мол, деда победа! Вы, мол, взгляните на наш аппарат!.." Так разошелся, что только держи. "Ну тебя, Ваня, в болото! - Витька сказал. - Разложи чертежи На верстаке для работы!" Люди, запомните этот момент: Здесь, в этом старом сарае, Осуществляется эксперимент - Вбиты начальные сваи! Витька и Ваня мудрят над листом, Полным значков и парабол, - Этот чертеж превратится потом В первый межзвездный корабль! Ну а пока, проявляя смекалку, Витька Ивану сказал: "Не зевай!.." - Прямо со стройки бетономешалку Еле вкатили ребята в сарай. Нет, не сворована - унесена, Не беспокойтесь, все цело: Кончилась стройка, валялась она Года четыре без дела! Там - просто кладбище согнутых рельс, И никому их не жалко, - Ну а ребятам нужна позарез Эта бетономешалка. "Тем, что мешалку мы уволокли, - Ваня сказал, - этим, право, Пользу огромную мы принесли Нашему домоуправу!" Лозунг у школ вы, конечно, читали: "Металлолом, пионер, собирай!" - Вот Витька с Ваней два дня и таскали Водопроводные трубы в сарай. Витька маневрами руководил, Ваня кричал по привычке, Им целый класс две недели носил Обыкновенные спички. Витька головки у них отдирал, Складывал в ящик отдельно, - Череп на ящике нарисовал С надписью: "Очень смертельно!" Видели все, но не ведал никто, Что же друзья затевали, - Знали - они что-то строят, но что - Этого не понимали. Боб Голубятник (с ним Витька был в ссоре) - Тот, что в соседнем дворе проживал, - Целые сутки висел на заборе, Семечки лузгал и все наблюдал. Но не понять ничего, хоть убей, - В щели сарая не видно! Вдруг они будут гонять голубей? - Это же жутко обидно! Если у Борьки возьми отними То, что один он гоняет, - Рухнет вся Борькина власть над людьми, Слава его полиняет. Вот и послал он Володьку Сайко С братом и Жилину Светку, - Чтобы они незаметно, тайком Осуществили разведку. Как-то под вечер вся троица тихо Через забор перелезла, дрожит, - Жилина Светка, большая трусиха, Вдруг закричала: "Там что-то горит!" Правда, у страха глаза велики, - Вмиг разлетелись как перья Борькины верные эти дружки, - Не оправдали доверья. Паника ложной, конечно, была, - Что же их так испугало? Просто пятно на осколке стекла Всеми цветами сверкало. Борька сказал им секретную речь: "Надо обдумать, все взвесить, - Взрослым сказать - они хочут поджечь Дом восемнадцать дробь десять!"... Борькин отец ничему не поверил, - Он в поликлинике фельдшером был, - Температуру зачем-то померил И... всю неделю гулять запретил. Борьку не жалко - ему поделом, Вот у Ивана - задача: Ваня гонялся за круглым стеклом, Но что ни день - неудача. Витька сказал: "Хоть костьми всеми ляг! Лишь - за окном проволочка, - Иллюминатор на всех кораблях Должен быть круглым, и точка!" Ваня все бегал, а время все шло Быстрым, уверенным курсом... Вдруг обнаружилось это стекло, Но... в туалете на Курском! Запрещено его вытащить, но В Ване сидел комбинатор: Утром стояло в сарае окно - Будущий иллюминатор. Все переборки в бетономешалке Впаяны крепко, навек, - И установлены кресла-качалки В верхний, командный, отсек. Эта мешалка - для многих людей Только железка, - поэту И Витьке с Ваней по форме своей Напоминала ракету. Раньше в отверстие сверху лилось Месиво щебня с цементом, - Ну а стекло прямо впору пришлось, Стало стекло элементом. К люкам - стремянка от самой земли, А для приборной панели Девять будильников в дело пошли - В них циферблаты горели. Все элементы один к одному Были подогнаны плотно, Даже замки из оконных фрамуг Ввинчены в люки добротно. Будет ракета без всяких кавычек, Водопроводные трубы под ней Были заправлены серой от спичек: Сопла - не трубы - для наших парней. Правда, чуть было не рухнул весь план: Вдруг, не спросивши совета, Витька покрасить хотел космоплан Краскою серого цвета. "Чтобы ракета была не видна, - Мало ли, что там! А вдруг там Встретят нас плохо?!" - Был тверд, как стена, Витька - пилот и конструктор... Словом, возник грандиозный скандал В дружном у них коллективе. Дедову краску Иван защищал: "Дедова краска - красивей! Мы прилетим, а нам скажут: "Земляне - На некрасивом таком корабле? Вот те и на!" - И решат венеряне, Будто бы - серость одна на Земле... А возвратимся - директор всех школ, Может, встречать нас прикатит, - Мы ему скажем, кто что изобрел, - Премию дед твой отхватит!" Доводом этим тотчас убедил Витьку Иван Дыховичный: Витька ведь деда, конечно, любил, - Дед был и вправду отличный. ...Все! Дело в шляпе! Сверкал аппарат, Радугой переливался, - Витька хоть вслух не хвалил, но был рад Тем, что Ивану поддался. Даже решили труднейший вопрос: как Крышу поднять, - им строительный кран Здесь пригодился, но вот в чем загвоздка. Дело такое. Однажды Иван Как-то щенка в мастерскую принес И, привязав на веревку, Веско сказал: "Для науки - сей пес С нами пройдет подготовку. Все же до цели - недели пути, - Чтоб быть готовым к сюрпризам, Выясним, как себя будет вести Этот живой организм!" Но организм начал лаять, мешать - Что ему замыслы эти! - Так что пришлось ему мясо давать, Чтобы сидел он в ракете. С ним они вынесли страшные муки: Завтра лететь, ну а пса не прогнать, - Он хоть задачу свою для науки Выполнил, но не хотел вылезать. Ваня его и конфетой манил, - Пес был своею судьбою Очень доволен... Тогда предложил Витька - взять псину с собою. Ваня ответил: "Хотелось бы взять - Пес там, конечно, забава, - Но его жизнью нельзя рисковать!" - Нет, мол, морального права. Доброго дворника дядьку Силая Уговорили за псом присмотреть, - Пес от обиды их даже облаял! Но... что поделаешь - завтра лететь! 1970 - 1971 x x x<\B> "Слушай, Ваня, хватит спать! Договаривались в пять - И корабль межпланетный Никого не должен ждать! Все готово: два лимона, Длинный шнур от телефона, Компас, спички, много хлеба И большая карта неба..." Ваня тут же слез с балкона И спокойно доложил: "Видишь - леска из нейлона: Не порвет и крокодил. Не забудь о катастрофе, Предстоит нелегкий путь: Йод, бинты и черный кофе - Чтоб в полете не уснуть..." Витьку разве кто осудит, Скажет он - как гвоздь вобьет: "Катастроф в пути не будет - Лишнего не брать в полет! И к тому же заметят родители, Что лекарство и кофе похитили, А при старте каждый грамм будет десять весить там - И откажут ракетоносители." "Так! За дело; не зевай! Что ты тянешь? Отпирай!.." Вот бесшумно отворили Старый дедовский сарай. Ни секунды проволочки - Все проверено до точки, Все по плану: третье марта, Пять пятнадцать - время старта. Им известно - после пуска Будет двигатель реветь И наступит перегрузка, - Это надо потерпеть. Перед стартом не до шуток. Витька первым в люк залез, - Он не ел почти пять суток: Пища - тоже лишний вес! Ну а Ваня Дыховичный Еле втиснулся, весь взмок - Хоть ему свой опыт личный Витька передал как смог. Ощущенье у них непривычное, Но и дело у них необычное! Витька взял <тут> бортжурнал - и красиво записал: "Настроение, в общем, отличное!" Пристегнулись, а затем: Десять... Девять... Восемь... Семь... Ждет корабль, конец проверке Бортовых его систем. Время! Вздрогнули антенны, Задрожали в доме стены, Что вспыхнуло во мраке, И залаяли собаки. Ванин папа спал прекрасно, - Вдруг вскочил, протер глаза: Что такое - в небе ясно, А как будто бы - гроза! Дом от грома содрогнулся, Стекла в окнах дребезжат, - Витькин дед - и тот проснулся, Хоть и был он глуховат. "Управдома - где б он ни был - Отыскать! Спросить его!.." Весь квартал глазел на небо, Но - не видел ничего. Ванин папа - он страха не чувствует, Мама Ванина - что-то предчувствует... Вдруг - о ужас! - Вани нет! Тут же видит Витькин дед, Что и Витька в постели отсутствует. Слышно только "ах!" и "ох!" - Поднялся переполох, - Витькин дед от этих "охов" Окончательно оглох. ...А тем временем в ракете Их отчаянные дети, Продырявив атмосферу, Вышли курсом на Венеру. И мечтали: если выйдет - Привенериться на ней, Сколько там они увидят Удивительных вещей!.. Например, хотелось Ване - Если точно прилетят, Чтобы Ване венеряне Подарили аппарат - Небольшой красивый, модный, Вроде солнечных очков, - Чтобы в нем читать свободно На любом из языков! Он за это расскажет про море им, И как лазили в сад в Евпатории, И как Витька там чихнул, и как сторож их спугнул, - И другие смешные истории. Ну а Витька, сжав штурвал, Тоже время не терял, - Но с закрытыми глазами Он другое представлял: ...Путь окончен, все в порядке. После мягкой их посадки - Вдруг со всех сторон несутся К ним летающие блюдца. И оттуда, словно белки, - Венеряне! А потом - На летающей тарелке Их катают с ветерком. А в тарелке кто-то ранен, - Витька сразу все решил: Самый главный венерянин Витьке место уступил... Управлять ему не ново: [Надо? Все,] натянут трос! И мгновенно он больного К поликлинике подвез. И ему в конце полета С благодарностью вручен Веломотокинофото- Видеомагнитофон. Скоро будут смотреть телезрители, Как на Землю спешат победители. А когда <те> прилетят, их, конечно же, простят - Витькин дед и Ивана родители. ...Но - что это, как понять? - Кто-то начал к ним стучать, - И мечтатели в кабине Разом кончили мечтать. Быть не может! Неужели - До Венеры долетели? Ну, а может быть, заблудились - И случайно прилунились?.. Хорошо, что все закрыто. А снаружи так стучат!.. "Витька, вычисли орбиту По шкале координат! Что же это за планета, - Мы летели полчаса? Слышишь, Витька, я ведь где-то Слышал эти голоса..." Надо было на что-то решиться им: Или ждать, или выйти открыться им!.. Вот друзья открыли люк - и увидели вокруг Всех жильцов и сержанта милиции. Тот сказал: "Какой скандал! Я такого не видал - В пять пятнадцать два мальчишки Разбудили весь квартал!" И чужие папы, мамы - Все качали головами. Ванин папа извинялся, Витькин дед не появлялся... Витька думал: в чем же дело? Что с ракетой - где секрет? Почему же не взлетела?.. Тут примчался Витькин дед. Как же Витькин дед ругался! "Не умеешь - так не сметь! Коли уж лететь собрался - Надо было улететь! Как же так, - а голос зычный, - Почему ты оплошал?.." Только Ваня Дыховичный Знал причину, но молчал. Ну а дня через два, после ужина, Та причина была обнаружена: Просто Ваня не сказал, что с собою он книгу взял - И ракета была перегружена. Вот друзья давай решать - Можно ль Ваню осуждать: Он ведь взял "Трех мушкетеров" - Чтоб дорогой дочитать. Можно спорить, но решить - как? Благородный парень Витька После долгих ссор и споров Стал читать "Трех мушкетеров". Их девиз - "Назад ни шага!" - Сразу Витьку покорил. Д'Артаньян своею шпагой В пользу Вани спор решил! Призадумались мальчишки, Новый сделали расчет - Чтобы брать такие книжки Каждый будущий полет. Разногласия земные Удалось преодолеть - И теперь в места любые Можно запросто лететь! Одолеют они - без сомнения - Лишний вес и Земли притяжение, - Остается только ждать... Мы желаем им удач И счастливого возвращения! 1970 - 1971 II. Прочитайте снова про Витьку Кораблева
Сколько великих выбыло! Их выбивали нож и отрава. Что же, на право выбора Каждый имеет право. 1971 x x x
Моим друзьям - поэтам Кто кончил жизнь трагически, тот - истинный поэт, А если в точный срок, так - в полной мере: На цифре 26 один шагнул под пистолет, Другой же - в петлю слазил в "Англетере". А 33 Христу - он был поэт, он говорил: "Да не убий!" Убьешь - везде найду, мол. Но - гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил, Чтоб не писал и чтобы меньше думал. С меня при цифре 37 в момент слетает хмель, - Вот и сейчас - как холодом подуло: Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль И Маяковский лег виском на дуло. Задержимся на цифре 37! Коварен бог - Ребром вопрос поставил: или - или! На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, - А нынешние - как-то проскочили. Дуэль не состоялась или - перенесена, А в 33 распяли, но - не сильно, А в 37 - не кровь, да что там кровь! - и седина Испачкала виски не так обильно. "Слабо стреляться?! В пятки, мол, давно ушла душа!" Терпенье, психопаты и кликуши! Поэты ходят пятками по лезвию ножа - И режут в кровь свои босые души! На слово "длинношеее" в конце пришлось три "е", - Укоротить поэта! - вывод ясен, - И нож в него! - но счастлив он висеть на острие, Зарезанный за то, что был опасен! Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр, - Томитесь, как наложницы в гареме! Срок жизни увеличился - и, может быть, концы Поэтов отодвинулись на время! 1971 О фатальных датах и цифрах
Общеприемлимые перлы! В восторге я! Душа поет! Противоборцы перемерли И подсознанье выдает. А наша первая пластинка - Неужто ты заезжена? Ну что мы делаем, Маринка! Ведь жизнь - одна, одна, одна... Мне тридцать три - висят на шее, Пластинка Дэвиса снята. Хочу в тебе, в бою, в траншее Погибнуть в возрасте Христа. А ты - одна ты виновата В рожденьи собственных детей... Люблю тебя любовью брата, А может быть, еще сильней. 1971 x x x
Видно, острая заноза В душу врезалась ему, - Только зря ушел с колхоза - Хуже будет одному. Ведь его не село До такого довело. * Воронку бы власть - любого Он бы прятал в "воронки", А особенно - Живого, - Только руки коротки! Черный Ворон, что ты вьешься Над Живою головой? Пашка-Ворон, зря смеешься: Лисапед еще не твой! Как бы через село Пашку вспять не понесло! * Мотяков, твой громкий голос Не на век, не на года, - Этот голос - тонкий волос, - Лопнет раз и навсегда! Уж как наше село И не то еще снесло! * Петя Долгий в сельсовете - Как Господь на небеси, - Хорошо бы эти Пети Долго жили на Руси! Ну а в наше село Гузенкова занесло. * Больно Федька загордился, Больно требовательным стал: Ангел с неба появился - Он и ангела прогнал! Ходит в наше село Ангел редко, как назло! * Эй, кому бока намяли? Кто там ходит без рогов? Мотякова обломали, - Стал комолый Мотяков! Так бежал через село - Потерял аж два кило! * Без людей да без получки До чего, Фомич, дойдешь?! Так и знай - дойдешь до ручки, С горя горькую запьешь! Знает наше село, Что с такими-то было! * Настрадался в одиночку, Закрутился блудный сын, - То ль судьбе он влепит точк{у} То ль судьба - в лопатки клин. Что ни делал - как назло, Завертело, замело. * Колос вырос из побега Всем невзгодам супротив. Он промыкался, побегал - И вернулся в коллектив. Уж как наше село Снова члена обрело! * Хватит роги ломать, как коровам, Перевинчивать, перегибать, - А не то, Гузенков с Мотяковым, Мы покажем вам кузькину мать! 1971 x x x
Копи! Ладно, мысли свои вздорные копи! Топи! Ладно, баню мне по-черному топи! Вопи! Все равно меня утопишь, но - вопи!.. Топи! Только баню мне как хочешь натопи. Ох, сегодня я отмоюсь, эх, освоюсь! Но сомневаюсь, что отмоюсь! Не спи! Где рубаху мне по пояс добыла?! Топи! Ох, сегодня я отмоюсь добела! Кропи! В бане стены закопченные кропи! Топи! Слышишь, баню мне по-черному топи! Ох, сегодня я отмоюсь, эх, освоюсь! Но сомневаюсь, что отмоюсь! Кричи! Загнан в угол зельем, словно гончей - лось. Молчи! У меня уже похмелье кончилось. Терпи! Ты ж сама по дури продала меня! Топи! Чтоб я чист был, как щенок, к исходу дня! Ох, сегодня я отмоюсь, эх, освоюсь! Но сомневаюсь, что отмоюсь! Купи! Хоть кого-то из охранников купи! Топи! Слышишь, баню ты мне раненько топи! Вопи! Все равно меня утопишь, но - вопи!.. Топи! Эту баню мне как хочешь, но - топи! Ох, сегодня я отмоюсь, эх, освоюсь! Но сомневаюсь, что отмоюсь! 1971 Банька по-черному
Отпишите мне в Сибирь, я - в Сибири! Лоб стеною прошиби в этом мире! Отпишите мне письмо до зарплаты, Чтоб прочесть его я смог до питья-то. У меня теперь режим номер первый - Хоть убей, хоть завяжи! - очень скверный. У меня теперь дела ох в упадке, - То ли пепел, то ль зола, все в порядке. Не ходите вы ко мне, это мало, Мне достаточно вполне персонала. Напишите мне письмо по-правдивей, Чтоб я снова стал с умом, нерадивей. Мне дадут с утра яйцо, даже всмятку, Не поят меня винцом за десятку, Есть дают одно дерьмо - для диеты... Напишите ж мне письмо не про это. 1971 x x x
Ядовит и зол, ну, словно кобра, я, - У меня больничный режим. Сделай-ка такое дело доброе, - Нервы мне мои перевяжи. У меня ужасная компания - Кресло, телефон и туалет... Это же такое испытание, Мука... и другого слова нет. Загнан я, как кабаны, как гончей лось, И терплю, и мучаюсь во сне. У меня похмелие не кончилось, - У меня похмелие вдвойне. У меня похмелья от сознания, Будто я так много пропустил... Это же моральное страдание! Вынести его не хватит сил. Так что ты уж сделай дело доброе, Так что ты уж сделай что-нибудь. А не то - воткну себе под ребра я Нож - и все, и будет кончен путь! 1971 x x x
Отпустите мне грехи мои тяжкие, Хоть родился у реки и в рубашке я! Отпустите мою глотку, друзья мои, - Ей еще и выпить водку, песни спеть свои. Други, - во тебе на! - что вы знаете, Вы, как псы кабана, загоняете... Только на рассвете кабаны Очень шибко лютые - Хуже привокзальной шпаны И сродни с Малютою. Отпустите ж мне вихры мои прелые, Не ломайте руки вы мои белые, Не хлещите вы по горлу, друзья мои, - Вам потом тащить покорно из ямы их! Други, - вот тебе на! Руки белые, Снова словно у пацана, загорелые... Вот тебе и ночи, и вихры Вашего напарника, - Не имел смолы и махры, Даже накомарника. Вот поэтому и сдох, весь изжаленный, Вот поэтому и вздох был печальный... Не давите вы мне горло, мои голеньки, Горло смерзло, горло сперло. Мы - покойники. Други, - вот тебе на! То вы знаете - Мародерами меня раскопаете. Знаю я ту вьюгу зимы Очень шибко лютую! Жалко, что промерзнете вы, - В саван вас укутаю. 1971 x x x
В голове моей тучи безумных идей - Нет на свете преград для талантов! - Я под брюхом привыкших теснить лошадей Миновал верховых лейтенантов. Разъярилась толпа, напрягалась толпа, Нарывалась толпа на заслоны, - И тогда становилась толпа "на попа", Извергая проклятья и стоны. Столько было в тот миг в моем взгляде на мир Безотчетной, отчаянной прыти, Что, гарцуя на сером коне, командир Удивленно сказал: "Пропустите!" Дома я раздражителен, резок и груб. Домочадцы б мои поразились, Увидав, как я плакал, взобравшись на круп... Контролеры - и те прослезились. ...Он, растрогавшись, поднял коня на дыбы, Волево упираясь на стремя, Я пожал ему ногу, как руку судьбы... Ах, живем мы в прекрасное время! Серый конь мне прощально хвостом помахал, Я пошел - предо мной расступились, Ну а мой командир на концерт поскакал Музыканта с фамилией Гилельс. Я свободное место легко отыскал После вялой незлой перебранки: Все! Не сгонят! Не то что, когда посещал Пресловутый театр на Таганке. Вот сплоченность то где, вот уж где коллектив, Вот отдача где и напряженье!... Все болеют за нас - никого супротив: Монолит без симптомов броженья! ...Меня можно спокойно от дел отстранить, Робок я перед сильными, каюсь, - Но нельзя меня силою остановить, Когда я на футбол прорываюсь! 1971 x x x
Не заманишь меня на эстрадный концерт, Ни на западный фильм о ковбоях: Матч финальный на первенство СССР - Нам сегодня болеть за обоих! Так прошу: не будите меня поутру - Не проснусь по гудку и сирене, - Я болею давно, а сегодня - помру На Центральной спортивной арене. Буду я помирать - вы снесите меня До агонии и до конвульсий Через западный сектор, потом на коня - И несите до паузы в пульсе. Но прошу: не будите меня на ветру - Не проснусь как Джульетта на сцене, - Все равно я сегодня возьму и умру На Центральной спортивной арене. Пронесите меня, чтоб никто ни гугу: Кто-то умер - ну что ж, все в порядке, - Закопайте меня вы в центральном кругу, Или нет - во вратарской площадке! ...Да, лежу я в центральном кругу на лугу, Шлю проклятья Виленеву Пашке, - Но зато - по мне все футболисты бегут, Словно раньше по телу мурашки. Вижу я все развитие быстрых атак, Уличаю голкипера в фальши, - Виже все - и теперь не кричу как дурак: Мол, на мыло судью или дальше... Так прошу: не будите меня поутру, Глубже чем на полметра не ройте, - А не то я вторичною смертью помру - Будто дважды погибший на фронте. 1971 x x x
Льву Яшину Да, сегодня я в ударе, не иначе - Надрываются в восторге москвичи, - Я спокойно прерываю передачи И вытаскиваю мертвые мячи. Вот судья противнику пенальти назначает - Репортеры тучею кишат у тех ворот. Лишь один упрямо за моей спиной скучает - Он сегодня славно отдохнет! Извиняюсь, вот мне бьют головой... Я касаюсь - подают угловой. Бьет десятый - дело в том, Что своим "сухим листом" Размочить он может счет нулевой. Мяч в моих руках - с ума трибуны сходят, - Хоть десятый его ловко завернул. У меня давно такие не проходят!.. Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул. Обернулся - слышу голос из-за фотокамер: "Извини, но ты мне, парень, снимок запорол. Что тебе- ну лишний раз потрогать мяч руками, - Ну, а я бы снял красивый гол". Я хотел его послать - не пришлось: Еле-еле мяч достать удалось. Но едва успел привстать, Слышу снова: "Вот, опять! Все б ловить тебе, хватать - не дал снять!" "Я, товарищ дорогой, все понимаю, Но культурно вас прошу: пойдите прочь! Да, вам лучше, если хуже я играю, Но поверьте - я не в силах вам помочь". Вот летит девятый номер с пушечным ударом - Репортер бормочет: "Слушай, дай ему забить! Я бы всю семью твою всю жизнь снимал задаром..." - Чуть не плачет парень. Как мне быть?! "Это все-таки футбол, - говорю. - Нож по сердцу - каждый гол вратарю". "Да я ж тебе как вратарю Лучший снимок подарю, - Пропусти - а я отблагодарю!" Гнусь как ветка от напора репортера, Неуверенно иду на перехват... Попрошу-ка потихонечку партнеров, Чтоб они ему разбили аппарат. Ну а он все ноет: "Это ж, друг, бесчеловечно - Ты, конечно, можешь взять, но только, извини, - Это лишь момент, а фотография - навечно. А ну не шевелись, потяни!" Пятый номер в двадцать два - заменит, Не бежит он, а едва семенит. В правый угол мяч, звеня, - Значит, в левый от меня, - Залетает и нахально лежит. В этом тайме мы играли против ветра, Так что я не мог поделать ничего... Снимок дома у меня - два на три метра - Как свидетельство позора моего. Проклинаю миг, когда фотографу потрафил, Ведь теперь я думаю, когда беру мячи: Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий! - Стыд меня терзает, хоть кричи. Искуситель змей, палач! Как мне жить?! Так и тянет каждый мяч пропустить. Я весь матч боролся с собой - Видно, жребий мой такой... Так, спокойно - подают угловой... 1971 Вратарь
Я бегу, топчу, скользя По гаревой дорожке, - Мне есть нельзя, мне пить нельзя, Мне спать нельзя - ни крошки. А может, я гулять хочу У Гурьева Тимошки, - Так нет: бегу, бегу, топчу По гаревой дорожке. А гвинеец Сэм Брук Обошел меня на круг, - А вчера все вокруг Говорили: "Сэм - друг! Сэм - наш гвинейский друг!" Друг гвинеец так и прет - Все больше отставание, - Ну, я надеюсь, что придет Второе мне дыхание. Третее за ним ищу, Четвертое дыханье, - Ну, я на пятом сокращу С гвинейцем расстоянье! Тоже мне - хороший друг, - Обошел меня на круг! А вчера все вокруг Говорили: "Сэм - друг! Сэм - наш гвинейский друг!" Гвоздь программы - марафон, А градусов - все тридцать, - Но к жаре привыкший он - Вот он и мастерится. Я поглядел бы на него, Когда бы - минус тридцать! Ну, а теперь - достань его, - Осталось - материться! Тоже мне - хороший друг, - Обошел на третий круг! Нужен мне такой друг, - Как его - забыл... Сэм Брук! Сэм - наш гвинейский Брут! 1971 Марафон
Что случилось, почему кричат? Почему мой тренер завопил? Просто - восемь сорок результат, - Правда, за черту переступил. Ох, приходится до дна ее испить - Чашу с ядом вместо кубка я беру, - Стоит только за черту переступить - Превращаюсь в человека-кенгуру. Что случилось, почему кричат? Почему соперник завопил? Просто - ровно восемь шестьдесят, - Правда, за черту переступил. Что же делать мне, как быть, кого винить - Если мне черта совсем не по нутру? Видно негру мне придется уступить Этот титул человека-кенгуру. Что случилось, почему кричат? Стадион в единстве завопил... Восемь девяносто, говорят, - Правда, за черту переступил. Посоветуйте, вы все, ну как мне быть? Так и есть, что негр титул мой забрал. Если б ту черту да к черту отменить - Я б Америку догнал и перегнал! Что случилось, посему молчат? Комментатор даже приуныл. Восемь пять - который раз подряд, - Значит - за черту не заступил. 1971 Песенка про прыгуна в длину
Я теперь в дураках - не уйти мне с земли - Мне поставила суша капканы: Не заметивши сходней, на берег сошли - И навечно - мои капитаны. И теперь в моих песнях сплошные нули, В них все больше прорехи и раны: Из своих кителей капитанских ушли, Как из кожи, мои капитаны. Мне теперь не выйти в море И не встретить их в порту. Ах, мой вечный санаторий - Как оскомина во рту! Капитаны мне скажут: "Давай не скули!" Ну а я не скулю - волком вою: Вы ж не просто с собой мои песни везли - Вы везли мою душу с собою. Вас встречали в порту толпы верных друзей, И я с вами делил ваши лавры, - Мне казалось, я тоже сходил с кораблей В эти Токио, Гамбурги, Гавры... Вам теперь не выйти в море, Мне не встретить их в порту. Ах, мой вечный санаторий - Как оскомина во рту! Я надеюсь, что море сильней площадей И прочнее домов из бетона, Море лучший колдун, чем земной чародей, - И я встречу вас из Лиссабона. Я механиков вижу во сне, шкиперов - Вижу я, что не бесятся с жира, - Капитаны по сходням идут с танкеров, С сухогрузов, да и с "пассажиров"... Нет, я снова выйду в море Или встречу их в порту, - К черту вечный санаторий И оскомину во рту! 1971 x x x
Я несла свою Беду по весеннему по льду, - Обломился лед - душа оборвалася - Камнем под воду пошла, - а Беда - хоть тяжела, А за острые края задержалася. И Беда с того вот дня ищет по свету меня, - Слухи ходят - вместе с ней - с Кривотолками. А что я не умерла - знала голая ветла И еще - перепела с перепелками. Кто ж из них сказал ему, господину моему, - Только - выдали меня, проболталися, - И, от страсти сам не свой, он отправился за мной, Ну а с ним - Беда с Молвой увязалися. Он настиг меня, догнал - обнял, на руки поднял, - Рядом с ним в седле Беда ухмылялася. Но остаться он не мог - был всего один денек, - А Беда - на вечный срок задержалася... 1971 x x x
"Я б тоже согласился на полет, Чтоб приобресть блага по возвращеньи! - Так кто-то говорил, - Да им везет!.." Так что ж он скажет о таком везенье? Корабль "Союз" и станция "Салют", И Смерть в конце, и Реквием - в итоге... "СССР" - да, так передают Четыре буквы - смысл их дороги. И если Он - живет на небеси, И кто-то вдруг поднял у входа полог Его шатра. Быть может, он взбесил Всевышнего. Кто б ни был - космонавт или астролог... Для скорби в этом мире нет границ, Ах, если б им не быть для ликованья! И безгранична скорбь всех стран и лиц, - И это - дань всемирного признанья... 31 июня 1971 x x x
Жизнь оборвет мою водитель-ротозей. Мой труп из морга не востребует никто. Возьмут мой череп в краеведческий музей, Скелет пойдет на домино или лото. Ну все, решил - попью чайку, да и помру: Невмоготу свою никчемность превозмочь. Нет, лучше пусть все будет поутру, А то - лежи, пока не хватятся - всю ночь. В музее будут объегоривать народ, Хотя народу это, в общем, все равно. Мне глаз указкою проткнет экскурсовод И скажет: "Вот недостающее звено". Иль в виде фишек принесут меня на сквер, Перетряхнут, перевернут наоборот, И, сделав "рыбу", может быть, пенсионер Меня впервые добрым словом помянет. Я шел по жизни, как обычный пешеход, Я, чтоб успеть, всегда вставал в такую рань... Кто говорит, что уважал меня - тот врет. Одна... себя не уважающая пьянь. 1971 x x x
Целуя знамя в пропыленный шелк И выплюнув в отчаянье протезы, Фельдмаршал звал: "Вперед, мой славный полк! Презрейте смерть, мои головорезы!" И смятыми знаменами горды, Воспламенены талантливою речью, - Расталкивая спины и зады, Они стремились в первые ряды - И первыми ложились под картечью. Хитрец - и тот, который не был смел, - Не пожелав платить такую цену, Полз в задний ряд - но там не уцелел: Его свои же брали на прицел - И в спину убивали за измену. Сегодня каждый третий - без сапог, Но после битвы - заживут, как крезы, - Прекрасный полк, надежный, верный полк - Отборные в полку головорезы! А третьии средь битвы и беды Старались сохранить и грудь и спину, - Не выходя ни в первые ряды, Ни в задние, - но как из-за еды, Дрались за золотую середину. Они напишут толстые труды И будут гибнуть в рамах, на картине, - Те, что не вышли в первые ряды, Но не были и сзади - и горды, Что честно прозябали в середине. Уже трубач без почестей умолк, Не слышно меди, тише звон железа, - Разбит и смят надежный, верный полк, В котором сплошь одни головорезы. Но нет, им честь знамен не запятнать, Дышал фельдмаршал весело и ровно, - Чтоб их в глазах потомков оправдать, Он молвил: "Кто-то должен умирать - А кто-то должен выжить, - безусловно!" Пусть нет звезды тусклее, чем у них, - Уверенно дотянут до кончины - Скрываясь за отчаянных и злых Последний ряд оставив для других - Умеренные люди середины. В грязь втоптаны знамена, смятый шелк, Фельдмаршальские жезлы и протезы. Ах, славный полк!.. Да был ли славный полк, В котором сплошь одни головорезы?! 1971 x x x
Если все - и спасенье в ноже, И хирург с колпаком, - Лучше, чтоб это было уже, Чем сейчас и потом. 1971 x x x
Дурацкий сон, как кистенем, Избил нещадно. Невнятно выглядел я в нем И неприглядно. Во сне я лгал и предавал, И льстил легко я... А я и не подозревал В себе такое. Еще сжимал я кулаки И бил с натугой, Но мягкой кистию руки, А не упругой. Тускнело сновиденье, но Опять являлось. Смыкал я веки, и оно Возобновлялось. Я не шагал, а семенил На ровном брусе, Ни разу ногу не сменил, - Трусил и трусил. Я перед сильным лебезил, Пред злобным гнулся. И сам себе я мерзок был, Но не проснулся. Да это бред - я свой же стон Слыхал сквозь дрему, Но это мне приснился сон, А не другому. Очнулся я и разобрал Обрывок стона. И с болью веки разодрал, Но облегченно. И сон повис на потолке И распластался. Сон в руку ли? И вот в руке Вопрос остался. Я вымыл руки - он в спине Холодной дрожью. Что было правдою во сне, Что было ложью? Коль это сновиденье - мне Еще везенье. Но если было мне во сне Ясновиденье? Сон - отраженье мыслей дня? Нет, быть не может! Но вспомню - и всего меня Перекорежит. А после скажут: "Он вполне Все знал и ведал!" Мне будет мерзко, как во сне В котором предал. Или - в костер?.. Вдруг нет во мне Шагнуть к костру сил! - Мне будет стыдно как во сне, В котором струсил. Но скажут мне: "Пой в унисон! Жми что есть духу!" И я пойму: вот это сон, Который в руку. 1971 x x x
Мои похороны,
Сон мне снится - вот те на: Гроб среди квартиры, На мои похорона Съехались вампиры, - Стали речи говорить - Все про долголетие, - Кровь сосать решили погодить: Вкусное - на третие. В гроб вогнали кое-как, А самый сильный вурдалак Все втискивал, и всовывал, - И плотно утрамбовывал, - Сопел с натуги, сплевывал И желтый клык высовывал. Очень бойкий упырек Стукнул по колену, Подогнал - и под шумок Надкусил мне вену. А умудренный кровосос Встал у изголовья И очень вдохновенно произнес Речь про полнокровье. И почетный караул Для приличия всплакнул, - Но я чую взглядов серию На сонную мою артерию: А если кто пронзит артерию - Мне это сна грозит потерею. Погодите, спрячьте крюк! Да куда же, черт, вы! Я же слышу, что вокруг, - Значит, я не мертвый. Яду капнули в вино, Ну а мы набросились, - Опоить меня хотели, но Опростоволосились. Тот, кто в зелье губы клал, - В самом деле дуба дал, - Ну а на меня - как рвотное То зелье приворотное: Здоровье у меня добротное, И закусил отраву плотно я. Так почему же я лежу, Дурака валяю, - Ну почему, к примеру, не заржу - Их не напугаю?! Я ж их мог прогнать давно Выходкою смелою - Мне бы взять пошевелиться, но Глупостей не делаю. Безопасный как червяк, Я лежу, а вурдалак Со стаканом носится - Сейчас наверняка набросится, - Еще один на шею косится - Ну, гад, он у меня допросится! Кровожадно вопия, Высунули жалы - И кровиночка моя Полилась в бокалы. Погодите - сам налью, - Знаю, знаю - вкусная!.. Ну нате, пейте кровь мою, Кровососы гнусные! А сам - и мышцы не напряг И не попытался сжать кулак, - Потому что кто не напрягается, Тот никогда не просыпается, Тот много меньше подвергается И много больше сохраняется. Вот мурашки по спине Смертные крадутся... А всего делов-то мне Было, что - проснуться! ...Что, сказать, чего боюсь (А сновиденья - тянутся)? Да того, что я проснусь - А они останутся!.. 1971 или Страшный сон очень смелого человека
Зарыты в нашу память на века И даты, и события, и лица. А память как колодец глубока. Попробуй заглянуть: наверняка Лицо - и то неясно отразится. Разглядеть, что истинно, что ложно Может только беспристрастный суд. Осторожно с прошлым, осторожно... Не разбейте глиняный сосуд. Иногда как-то вдруг вспоминается Из войны пара фраз - Например, что сапер ошибается Только раз. Одни его лениво ворошат, Другие неохотно вспоминают, А третьи даже помнить не хотят, - И прошлое лежит, как старый клад, Который никогда не раскопают. И поток годов унес с границы Стрелки - указатели пути. Очень просто в прошлом заблудиться И назад дороги не найти. До сих пор как-то вдруг вспоминается Из войны пара фраз - Например, что сапер ошибается Только раз. С налета не вини - повремени! Есть у людей на все свои причины. Не скрыть, а позабыть хотят они: Ведь в толще лет еще лежат в тени Забытые заржавленные мины. В минном поле прошлого копаться Лучше без ошибок, потому Что на минном поле ошибаться... Нет! Не удавалось никому. До сих пор как-то вдруг вспоминается Из войны пара фраз - Например, что сапер ошибается Только раз. Один толчок - и стрелки побегут, А нервы у людей не из каната, И будет взрыв, и перетрется жгут... Но, может, мину вовремя найдут И извлекут до взрыва детонатор. Спит земля, врачует раны снами, Но еще находят мины в ней... Нужно брать их чистыми руками И взрывать подальше от людей. До сих пор как-то вдруг вспоминается Из войны пара фраз - Например, что сапер ошибается Только раз. 1971 x x x
Давно, в эпоху мрачного язычества, Огонь горел исправно, без помех, А ныне, в век сплошного электричества, Шабашник - самый главный человек. Нам внушают про проводку, А нам слышится - про водку, Нам толкуют про тройник, А мы слышим: "...На троих!" У нас теперь и опыт есть, и знание, За нами невозможно доглядеть - Нарочно можем сделать замыкание, Чтоб без работы долго не сидеть. И мы - необходимая инстанция, - Нужны, как выключателя щелчок. Вам кажется - шалит электростанция, А это мы поставили "жучок". Шабаш-электро наш нарубит дров еще, С ним вместе - дружный смежный шабаш-газ. "Шабашник" - унизительное прозвище, Но что-то не обходятся без нас. 1971 x x x
Может быть, моряком по призванию Был поэт Руставели Шота... По швартовому расписанию Занимает команда места. Кто-то подал строителям мудрый совет - Создавать поэтический флот. И теперь Руставели - не просто поэт, "Руставели" - большой теплоход. А поэта бы уболтало бы, И в три бала бы он померк, А теперь гляди с верхней палубы Черный корпус его, белый верх. Непохожих поэтов сравнить нелегко - В разный срок отдавали концы Руставели с Шевченко и Пушкин с Франко... А на море они - близнецы. О далеких странах мечтали - и Вот не дожили - очень жаль!.. И "Шевченко" теперь - близ Италии, А "Франко" идет в Монреаль. 1971 x x x
Александру Назаренко и экипажу теплохода "Шота Руставели" Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты - И хрипят табуны, стервенея, внизу. На глазах от натуги худеют канаты, Из себя на причал выжимая слезу. И команды короткие, злые Быстрый ветер уносит во тьму: "Кранцы за борт!", "Отдать носовые!" И - "Буксир, подработать корму!" Капитан, чуть улыбаясь, - Все, мол, верно - молодцы, - От земли освобождаясь, Приказал рубить концы. Только снова назад обращаются взоры - Цепко держит земля, все и так и не так: Почему слишком долго не сходятся створы, Почему слишком часто мигает маяк?! Все в порядке, конец всем вопросам. Кроме вахтенных, все - отдыхать! Но пустуют каюты - матросам К той свободе еще привыкать. Капитан, чуть улыбаясь, Молвил только: "Молодцы!" От земли освобождаясь, Нелегко рубить концы. Переход - двадцать дней, - рассыхаются шлюпки, Нынче утром последний отстал альбатрос... Хоть бы - шторм! Или лучше - чтоб в радиорубке Обалдевший радист принял чей-нибудь SOS. Так и есть: трое - месяц в корыте, Яхту вдребезги кит разобрал... Так за что вы нас благодарите - Вам спасибо за этот аврал! Капитан, чуть улыбаясь, Бросил только: "Молодцы!" - Тем, кто, с жизнью расставаясь, Не хотел рубить концы. И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао, И еще черта в ступе и бог знает что, И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун - Все, куда я ногой не ступал, но зато - Пришвартуетесь вы на Таити И прокрутите запись мою, - Через самый большой усилитель Я про вас на Таити спою. Скажет мастер, улыбаясь, Мне и песне: "Молодцы!" Так, на суше оставаясь, Я везде креплю концы. И опять продвигается, словно на ринге, По воде осторожная тень корабля. В напряженье матросы, ослаблены шпринги... Руль полборта налево - и в прошлом земля! 1971 x x x
Мы живем в большом селе Большие Вилы, Нас два брата, два громилы. Я ошибочно скосил дубову рощу, Брату - это даже проще. Нас все любят, но боятся жутко - Вдвоем мы Не жидки! Мы с понятьем, конечно, не шутка - Убьем по Ошибке. Вот послали нас всем миром - ми и плачем - К чертям собачьим, к чертям собачьим, Но нашли мы избавление от смерти И сами вышли в собачьи черти! Мы теперь овес едим горстями. Кто скажется - Под дых ему! И с предшествующими чертями Собачимся По ихнему. Ну, побыли мы чертями - и обратно: Понятно, понятно! Если встретим мы кого-нибудь дорогой - Брат просит: "Не трогай!" Я еще чуть-чуть тренировался - Гнул дула На танке. И поэтому братан боялся - Я: "Здравствуй!" Он - в дамки! Жить можно бы, и даже - смело, Но нет подходящего дела. Так и мыкаемся с братом по свету, А дела подходящего нету. Я всегда кричу братану: Гляди в оба, Братень! Я маленько поотстану, Может, обо- ротень! Но послали на селе нас, как и раньше, Куда подальше, куда подальше... Мы же с братиком протопали планету - Такого места в помине нету! И задумали мы с братом думку Вдвоем мы В три смены... Брат все двери искусал - и все ж додумкал: Пойдем мы В спортсмены! 1971 x x x
Про двух громилов -
Как в селе Большие Вилы, Где еще сгорел сарай, Жили-были два громилы Огромадной жуткой силы - Братья Пров и Николай. Николай - что понахальней - По ошибке лес скосил, Ну а Пров - в опочивальни Рушил стены - и входил. Как братья не вяжут лыка, Пьют отвар из чаги - Все от мала до велика Прячутся в овраге. В общем, лопнуло терпенье, - Ведь добро - свое, не чье, - И идти на усмиренье Порешило мужичье. Николай - что понахальней, - В тот момент быка ломал, ну а Пров в какой-то спальне С маху стену прошибал. "Эй, братан, гляди - ватага, - С кольями, да слышь ли, - Чтой-то нынче из оврага Рановато вышли!" Неудобно сразу драться - Наш мужик так не привык, - Стали прежде задираться: "Для чего, скажите, братцы, Нужен вам безрогий бык?!" Николаю это странно: "Если жалко вам быка - С удовольствием с братаном Можем вам намять бока!" Где-то в поле замер заяц, Постоял - и ходу... Пров ломается, мерзавец, Сотворивши шкоду. "Ну-ка, кто попробуй вылезь - Вмиг разделаюсь с врагом!" Мужики перекрестились - Всей ватагой навалились: Кто - багром, кто - батогом. Николай, печась о брате, Первый натиск отражал, Ну а Пров укрылся в хате И оттуда хохотал. От могучего напора Развалилась хата, - Пров оттяпал ползабора Для спасенья брата. "Хватит, брат, обороняться - Пропадать так пропадать! Коля, нечего стесняться, - Колья начали ломаться, - Надо, Коля, нападать!" По мужьям да по ребятам Будут бабы слезы лить... Но решили оба брата С наступленьем погодить. "Гляди в оба, братень, - Со спины заходят!" "Может, оборотень?" "Не похоже вроде!" Дело в том, что к нам в селенье Напросился на ночлег - И остался до Успенья, А потом - на поселенье Никчемушный человек. И сейчас вот из-за крика Ни один не услыхал: Этот самый горемыка Чтой-то братьям приказал. Кровь уже лилась ручьями, - Так о чем же речь-то? "Бей братьев!" - Но вдруг с братьями Сотворилось нечто: Братьев как бы подкосило - Стали братья отступать - Будто вмиг лишились силы... Мужичье их попросило Больше бед не сотворять. ...Долго думали-гадали, Что блаженный им сказал, - Как затылков ни чесали - Ни один не угадал. И решили: он заклятьем Обладает, видно... Ну а он сказал лишь: "Братья, Как же вам не стыдно!" 1971 братьев Прова и Николая
С общей суммой шестьсот пятьдесят килограмм Я недавно вернулся из Штатов, Но проблемы бежали за мной по пятам Вслед за ростом моих результатов. Пытаются противники Рекорды повторить... Ах! Я такой спортивненький, Что страшно говорить. Но супруга, с мамашей своею впотьмах Пошептавшись, сказала, белея: "Ты отъелся на американских харчах И на вид стал еще тяжелее! Мне с соседями стало невмочь говорить, Вот на кухне натерпишься сраму! Ты же можешь меня невзначай придавить И мою престарелую маму". Как же это попроще сказать им двоим, Чтоб дошло до жены и до мамы, - Что пропорционально рекордам моим Вырастают мои килограммы? Может, грубо сказал (так бывает со мной, Когда я чрезвычайно отчаюсь): "Я тебя как-нибудь обойду стороной, Но за мамину жизнь не ручаюсь". И шныряют по рынку супруга и мать, И корзины в руках - словно гири... Ох, боюсь, что придется мне дни коротать С самой сильною женщиной в мире. "Хорошо, - говорю, - прекращаю разбег, Начинаю сидеть на диете". Но супруге приятно, что я - человек Самый сильный на нашей планете. Мне полтонны - не вес, я уже к семистам Подбираюсь и требую пищи, А она говорит: "Что ты возишься там?! Через год, - говорит, - чтоб до тыщи!" Тут опять парадокс, план жены моей смел, Ультиматум поставлен мне твердый, Чтоб свой собственный вес поднимать я не смел, Но еще - чтобы бил я рекорды. И с мамашей они мне устроили пост, И моя худоба процветала, Штангу я в трех попытках ронял на помост. Проиграл я, но этого мало. Я с позором едва притащился домой, И жена из-за двери сказала, Что ей муторно жить с проигравшим со мной, И мамаша ее поддержала. Бил, но дверь не сломалась, сломалась семья. Я полночи стоял у порога И ушел. Да, тяжелая доля моя Тяжелее, чем штанга - намного! 1971 x x x
Василию Алексееву Как спорт - поднятье тяжестей не ново В истории народов и держав: Вы помните, как некий грек другого Поднял и бросил, чуть попридержав? Как шею жертвы, круглый гриф сжимаю - Чего мне ждать: оваций или - свист? Я от земли Антея отрываю, Как первый древнегреческий штангист. Не отмечен грацией мустанга, Скован я, в движеньях не скор. Штанга, перегруженная штанга - Вечный мой соперник и партнер. Такую неподъемную громаду Врагу не пожелаю своему - Я подхожу к тяжелому снаряду С тяжелым чувством: вдруг не подниму?! Мы оба с ним как будто из металла, Но только он - действительно металл. А я так долго шел до пьедестала, Что вмятины в помосте протоптал. Не отмечен грацией мустанга, Скован я, в движеньях не скор. Штанга, перегруженная штанга - Вечный мой соперник и партнер. Повержен враг на землю - как красиво! - Но крик "Вес взят!" у многих на слуху. "Вес взят!" - прекрасно, но несправедливо: Ведь я внизу, а штанга наверху. Такой триумф подобен пораженью, А смысл победы до смешного прост: Все дело в том, чтоб, завершив движенье, С размаху штангу бросить на помост. Не отмечен грацией мустанга, Скован я, в движеньях не скор. Штанга, перегруженная штанга - Вечный мой соперник и партнер. Он вверх ползет - чем дальше, тем безвольней, - Мне напоследок мышцы рвет по швам. И со своей высокой колокольни Мне зритель крикнул: "Брось его к чертям!" Еще одно последнее мгновенье - И брошен наземь мой железный бог! ...Я выполнял обычное движенье С коротким злым названием "рывок". 1971 Песня о штангисте
Я все вопросы освещу сполна - Дам любопытству удовлетворенье! Да, у меня француженка жена - Но русского она происхожденья. Нет, у меня сейчас любовниц нет. А будут ли? Пока что не намерен. Не пью примерно около двух лет. Запью ли вновь? Не знаю, не уверен. Да нет, живу не возле "Сокола"... В Париж пока что не проник. Да что вы все вокруг да около - Да спрашивайте напрямик! Я все вопросы освещу сполна - Как на духу попу в исповедальне! В блокноты ваши капает слюна - Вопросы будут, видимо, о спальне... Да, так и есть! Вот густо покраснел Интервьюер: "Вы изменяли женам?" - Как будто за портьеру подсмотрел Иль под кровать залег с магнитофоном. Да нет, живу не возле "Сокола"... В Париж пока что не проник. Да что вы все вокруг да около - Да спрашивайте напрямик! Теперь я к основному перейду. Один, стоявший скромно в уголочке, Спросил: "А что имели вы в виду В такой-то песне и в такой-то строчке?" Ответ: во мне Эзоп не воскресал, В кармане фиги нет - не суетитесь, - А что имел в виду - то написал, - Вот - вывернул карманы - убедитесь! Да нет, живу не возле "Сокола"... В Париж пока что не проник. Да что вы все вокруг да около - Да спрашивайте напрямик! 1971 x x x
Я весь в свету, доступен всем глазам, - Я приступил к привычной процедуре: Я к микрофону встал как к образам... Нет-нет, сегодня точно - к амбразуре. И микрофону я не по натру - Да, голос мой любому опостылет, - Уверен, если где-то я совру - Он ложь мою безжалостно усилит. Бьют лучи от рампы мне под ребра, Светят фонари в лицо недобро, И слепят с боков прожектора, И - жара!.. Жара!.. Жара! Сегодня я особенно хриплю, Но изменить тональность не рискую, - Ведь если я душою покривлю - Он ни за что не выправит кривую. Он, бестия, потоньше острия - Слух безотказен, слышит фальшь до йоты, - Ему плевать, что не в ударе я, - Но пусть я верно выпеваю ноты! Бьют лучи от рампы мне под ребра, Светят фонари в лицо недобро, И слепят с боков прожектора, И - жара!.. Жара!.. Жара! На шее гибкой этот микрофон Своей змеиной головою вертит: Лишь только замолчу - ужалит он, - Я должен петь - до одури, до смерти. Не шевелись, не двигайся, не смей! Я видел жало - ты змея, я знаю! И я - как будто заклинатель змей: Я не пою - я кобру заклинаю! Бьют лучи от рампы мне под ребра, Светят фонари в лицо недобро, И слепят с боков прожектора, И - жара!.. Жара!.. Жара! Прожорлив он, и с жадностью птенца Он изо рта выхватывает звуки, Он в лоб мне влепит девять грамм свинца, - Рук не поднять - гитара вяжет руки! Опять не будет этому конца! Что есть мой микрофон - кто мне ответит? Теперь он - как лампада у лица, Но я не свят, и микрофон не светит. Мелодии мои попроще гамм, Но лишь сбиваюсь с искреннего тона - Мне сразу больно хлещет по щекам Недвижимая тень от микрофона. Бьют лучи от рампы мне под ребра, Светят фонари в лицо недобро, И слепят с боков прожектора, И - жара!.. Жара! 1971 Певец у микрофона
Я оглох от ударов ладоней, Я ослеп от улыбок певиц, - Сколько лет я страдал от симфоний, Потакал подражателям птиц! Сквозь меня многократно просеясь, Чистый звук в ваши души летел. Стоп! Вот - тот, на кого я надеюсь. Для кого я все муки стерпел. Сколько раз в меня шептали про луну, Кто-то весело орал про тишину, На пиле один играл - шею спиливал, - А я усиливал, усиливал, усиливал... На "низах" его голос утробен, На "верхах" он подобен ножу, - Он покажет, на что он способен, - Но и я кое-что покажу! Он поет задыхаясь, с натугой - Он устал, как солдат на плацу, - Я тянусь своей шеей упругой К золотому от пота лицу. Сколько раз в меня шептали про луну, Кто-то весело орал про тишину, На пиле один играл - шею спиливал, - А я усиливал, усиливал, усиливал... Только вдруг: "Человече, опомнись, - Что поешь?! Отдохни - ты устал. Эта - патока, сладкая помесь! Зал, скажи, чтобы он перестал!.." Все напрасно - чудес не бывает, - Я качаюсь, я еле стою, - Он бальзамом мне горечь вливает В микрофонную глотку мою. Сколько раз в меня шептали про луну, Кто-то весело орал про тишину, На пиле один играл - шею спиливал, - А я усиливал, усиливал, усиливал... В чем угодно меня обвините - Только против себя не пойдешь: По профессии я - усилитель, - Я страдал - но усиливал ложь. Застонал я - динамики взвыли, - Он сдавил мое горло рукой... Отвернули меня, умертвили - Заменили меня на другой. Тот, другой, - он все стерпит и примет, - Он навинчен на шею мою. Нас всегда заменяют другими, Чтобы мы не мешали вранью. ...Мы в чехле очень тесно лежали - Я, штатив и другой микрофон, - И они мне, смеясь, рассказали, Как он рад был, что я заменен. 1971 Песня микрофона
Песня из радиоспектакля
Нет друга, но смогу ли Не вспоминать его - Он спас меня от пули И много от чего, - Ведь если станет плохо С душой иль с головой, То он в мгновенье ока Окажется со мной. И где бы он не был, куда б не уехал, - Как прежде, в бою, и а огне, и в дыму, Я знаю, что он мне желает успеха, Я тоже успеха желаю ему. 1971 "Зеленый фургон"
"Не бросать!", "Не топтать!" - Это модно понять, Или, там, "Не сорить!", - Это что говорить... "Без звонка не входить!" - Хорошо, так и быть. Я нормальные "не" Уважаю вполне. Но когда это - не Приносить-распивать, Это "не" - не по мне, Не могу принимать. Вот мы делаем вид За проклятым "козлом": Друг костяшкой стучит, Мол, играем - не пьем. А красиво ль - втроем Разливать под столом!.. А что - лучше втроем Лезть с буылкою в дом? Ну а дома жена - Не стоит на ногах, - И не знает она О подкожных деньгах. Если с ночи - "Молчи, Не шуми, не греми, Не кричи, не стучи, Пригляди за детьми..." Где же тут пировать: По стакану - и в путь! А начнешь шуровать - Разобьешь что-нибудь. И соседка опять "Алкоголик!" - орет. А начнешь возражать - Участковый придет. Он, пострел, все успел - Вон составится акт: нецензурно, мол, пел, Так и так, так и так. Съел кастрюлю с гусем, У соседки лег спать, И еще - то да се... Набежит суток пять! Так и может все быть, Если расшифровать Это "Не приносить!", Это "Не распивать!" "Не бросать!", "Не топтать!" - Это модно понять... И еще надо вскрыть Смысл слов "Не курить!"... Я встаю ровно в шесть (Это надо учесть), До без четверти пять У станка мне стоять. Засосу я кваску Иногда в перерыв, И обратно - к станку, Даже не покурив. И точу я в тоске Шпинделя да фрезы, Ну а на языке - Вкус соленой слезы. Покурить, например? Но - нельзя прерывать, И мелькает в уме Моя бедная "мать". Дома я свежий лук На закуску крошу, Забываюсь - и вслух Это произношу. И глядит мне сосед - И его ребятня - Укоризненно вслед, Осуждая меня. 1971 x x x
Считай по-нашему, мы выпили не много, - Не вру, ей-бога, - скажи, Серега! И если б водку гнать не из опилок, То че б нам было с пяти бутылок! ...Вторую пили близ прилавка в закуточке, - Но это были еще цветочки, - Потом - в скверу, где детские грибочки, Потом - не помню, - дошел до точки. Я пил из горлышка, с устатку и не евши, Но - как стекло был, - остекленевший. А уж когда коляска подкатила, Тогда в нас было - семьсот на рыло! Мы, правда, третьего насильно затащили, - Ну, тут промашка - переборщили. А что очки товарищу разбили - Так то портвейном усугубили. Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь, Что - не буяньте, что - разойдитесь. На "разойтись" я тут же согласился - И разошелся, - и расходился! Но если я кого ругал - карайте строго! Но это вряд ли, - скажи, Серега! А что упал - так то от помутненья, Орал не с горя - от отупенья. ...Теперь позвольте пару слов без протокола. Чему нас учит семья и школа? Что жизнь сама таких накажет строго. Тут мы согласны, - скажи, Серега! Вот он проснется утром - протрезвеет - скажет: Пусть жизнь осудит, пусть жизнь накажет! Так отпустите - вам же легче будет: Чего возиться, раз жизнь осудит! Вы не глядите, что Сережа все кивает, - Он соображает, все понимает! А что молчит - так это от волненья, От осознанья и просветленья. Не запирайте, люди, - плачут дома детки, - Ему же - в Химки, а мне - в Медведки!.. Да, все равно: автобусы не ходят, Метро закрыто, в такси не содят. Приятно все-таки, что нас здесь уважают: Гляди - подвозят, гляди - сажают! Разбудит утром не петух, прокукарекав, - Сержант подымет - как человеков! Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся. Я рупь заначил, - опохмелимся! И все же, брат, трудна у нас дорога! Эх, бедолага! Ну спи, Серега! 1971 Милицейский протокол
Истома ящерицей ползает в костях, И сердце с трезвой головой не на ножах, И не захватывает дух на скоростях, Не холодеет кровь на виражах. И не прихватывает горло от любви, И нервы больше не в натяжку, - хочешь - рви, - Повисли нервы, как веревки от белья, И не волнует, кто кого, - он или я. На коне, - толкни - я с коня. Только "не", только "ни" у меня. Не пью воды - чтоб стыли зубы - питьевой И ни событий, ни людей не тороплю, Мой лук валяется со сгнившей тетивой, Все стрелы сломаны - я ими печь топлю. Не напрягаюсь, не стремлюсь, а как-то так... Не вдохновляет даже самый факт атак. Сорви-голов не принимаю и корю, Про тех, кто в омут головой, - не говорю. На коне, - толкни - я с коня. Только "не", только "ни" у меня. И не хочу ни выяснять, ни изменять И ни вязать и ни развязывать узлы. Углы тупые можно и не огибать, Ведь после острых - это не углы. Свободный ли, тугой ли пояс - мне-то что! Я пули в лоб не удостоюсь - не за что. Я весь прозрачный, как раскрытое окно, Я неприметный, как льняное полотно. На коне, - толкни - я с коня. Только "не", только "ни" у меня. Не ноют раны, да и шрамы не болят - На них наложены стерильные бинты! И не волнуют, не свербят, не теребят Ни мысли, ни вопросы, ни мечты. Любая нежность душу не разбередит, И не внушит никто, и не разубедит. А так как чужды всякой всячины мозги, То ни предчувствия не жмут, ни сапоги. На коне, - толкни - я с коня. Только "не", только "ни" у меня. Ни философский камень больше не ищу, Ни корень жизни, - ведь уже нашли женьшень. Не вдохновляюсь, не стремлюсь, не трепещу И не надеюсь поразить мишень. Устал бороться с притяжением земли - Лежу, - так больше расстоянье до петли. И сердце дергается словно не во мне, - Пора туда, где только "ни" и только "не". На коне, - толкни - я с коня. Только "не", только "ни" у меня. 1971 Песня конченого человека
Так дымно, что в зеркале нет отраженья И даже напротив не видно лица, И пары успели устать от круженья, - Но все-таки я допою до конца! Все нужные ноты давно сыграли, Сгорело, погасло вино в бокале, Минутный порыв говорить - пропал, - И лучше мне молча допить бокал... Полгода не балует солнцем погода, И души застыли под коркою льда, - И, видно, напрасно я жду ледохода, И память не может согреть в холода. Все нужные ноты давно сыграли, Сгорело, погасло вино в бокале, Минутный порыв говорить - пропал, - И лучше мне молча допить бокал... В оркестре играют устало, сбиваясь, Смыкается круг - не порвать мне кольца... Спокойно! Мне лучше уйти улыбаясь, - И все-таки я допою до конца! Все нужные ноты давно сыграли, Сгорело, погасло вино в бокале, Тусклей, равнодушней оскал зеркал... И лучше мне просто разбить бокал! 1971 x x x
Мне в ресторане вечером вчера Сказали с юморком и с этикетом, Что киснет водка, выдохлась икра - И что у них ученый по ракетам. И многих с водкой помня пополам, Не разобрав, что плещется в бокале, Я, улыбаясь, подходил к столам И отзывался, если окликали. Вот он - надменный, словно Ришелье, Как благородный папа в старом скетче, - Но это был - директор ателье, И не был засекреченный ракетчик. Со мной гитара, струны к ней в запас, И я гордился тем, что тоже в моде: К науке тяга сильная сейчас - Но и к гитаре тяга есть в народе. Я ахнул залпом и разбил бокал - Мгновенно мне гитару дали в руки, - Я три своих аккорда перебрал, Запел и запил - от любви к науке. Я пел и думал: вот икра стоит, А говорят - кеты не стало в реках; А мой ученый где-нибудь сидит И мыслит в миллионах и парсеках... И, обнимая женщину в колье И сделав вид, что хочет в песни вжиться, Задумался директор ателье - О том, что завтра скажет сослуживцам. Он предложил мне позже на дому, Успев включить магнитофон в портфеле: "Давай дружить домами!" Я ему Сказал: "Давай, - мой дом - твой дом моделей". И я нарочно разорвал струну И, утаив, что есть запас в кармане, Сказал: "Привет! Зайти не премину, В другой раз, - если будет марсианин". Я шел домой - под утро, как старик, - Мне под ноги катались дети с горки, И аккуратный первый ученик Шел в школу получать свои пятерки. Ну что ж, мне поделом и по делам - Лишь первые пятерки получают... Не надо подходить к чужим столам И отзываться, если окликают. 1971 Случай
Нет прохода и давно В мире от нахалов, - Мразь и серость пьют вино Из чужих бокалов. В виде тряпок видел их - Грязных, невозможных, В туалетах не мужских - Противоположных. 1971 x x x
"Змеи, змеи кругом - будь им пусто!" - Человек в исступленье кричал - И позвал на подмогу мангуста, Чтобы, значит, мангуст выручал. И мангусты взялись за работу, Не щадя ни себя, ни родных, - Выходили они на охоту Без отгулов и без выходных. И в пустынях, в степях и в пампасах Даже дали наказ патрулям - Игнорировать змей безопасных И сводить ядовитых к нулям. Приготовьтесь - сейчас будет грустно: Человек появился тайком - И поставил силки на мангуста, Объявив его вредным зверьком. Он наутро пришел - с ним собака - И мангуста упрятал в мешок, - А мангуст отбивался и плакал, И кричал: "Я - полезный зверек!" Но зверьков в переломах и ранах, Все швыряли в мешок, как грибы, - Одуревших от боли в капканах Ну и от поворота судьбы. И гадали они: в чем же дело - Почему нас несут на убой? И сказал им мангуст престарелый С перебитой передней ногой: "Козы в Бельгии съели капусту, Воробьи - рис в Китае с полей, А в Австралии злые мангусты Истребили полезнейших змей. Вот за это им вышла награда От расчетливых этих людей, - Видно, люди не могут без яда, Ну а значит - не могут без змей"... И снова: "Змеи, змеи кругом - будь им пусто!" - Человек в исступленье кричал - И позвал на подмогу... Ну, и так далее - как "Сказка про белого бычка". 1971 Песенка про мангустов
Благодать или благословение Ниспошли на подручных твоих - Дай нам, Бог, совершить омовение, Окунаясь в святая святых! Исцеленьем от язв и уродства Будет душ из живительных вод, - Это - словно возврат первородства, Или нет - осушенье болот. Все порок, грехи и печали, Равнодушье, согласье и спор - Пар, который вот только наддали, Вышибает, как пули, из пор. Все, что мучит тебя, - испарится И поднимется вверх, к небесам, - Ты ж, очистившись, должен спуститься - Пар с грехами расправится сам. Не стремись прежде времени к душу, Не равняй с очищеньем мытье, - Нужно выпороть веником душу, Нужно выпарить смрад из нее. Здесь нет голых - стесняться не надо, Что кривая рука да нога. Здесь - подобие райского сада, - Пропуск тем, кто раздет донага. И в предбаннике сбросивши вещи, Всю одетость свою позабудь - Одинаково веничек хлещет, Так что зря не вытягивай грудь! Все равны здесь единым богатством, Все легко переносят жару, - Здесь свободу и равенство с братством Ощущаешь в кромешном пару. Загоняй поколенья в парную И крещенье принять убеди, - Лей на нас свою воду святую - И от варварства освободи! 1971 Баллада о бане
Прошла пора вступлений и прелюдий, - Все хорошо - не вру, без дураков. Меня к себе зовут большие люди - Чтоб я им пел "Охоту на волков"... Быть может, запись слышал из окон, А может быть, с детьми ухи не сваришь - Как знать, - но приобрел магнитофон Какой-нибудь ответственный товарищ. И, предаваясь будничной беседе В кругу семьи, где свет торшера тускл, - Тихонько, чтоб не слышали соседи, Он взял, да и нажал на кнопку "пуск". И там, не разобрав последних слов, - Прескверный дубль достали на работе - Услышал он "Охоту на волков" И кое-что еще на обороте. И все прослушав до последней ноты, И разозлясь, что слов последних нет, Он поднял трубку: "Автора "Охоты" Ко мне пришлите завтра в кабинет!" Я не хлебнул для храбрости винца, - И, подавляя частую икоту, С порога - от начала до конца - Я проорал ту самую "Охоту". Его просили дети, безусловно, Чтобы была улыбка на лице, - Но он меня прослушал благосклонно И даже аплодировал в конце. И об стакан бутылкою звеня, Которую извлек из книжной полки, Он выпалил: "Да это ж - про меня! Про нас про всех - какие, к черту, волки!" ...Ну все, теперь, конечно, что-то будет - Уже три года в день по пять звонков: Меня к себе зовут большие люди - Чтоб я им пел "Охоту на волков". 1971 x x x
Неизвестно одной моей бедной мамане, Что я с самого детства сижу, Что держу я какую-то фигу в кармане И вряд ли ее покажу. 1971 x x x
Чтоб не было следов, повсюду подмели... Ругайте же меня, позорьте и трезвоньте: Мой финиш - горизонт, а лента - край земли, - Я должен первым быть на горизонте! Условия пари одобрили не все - И руки разбивали неохотно. Условье таково: чтоб ехать - по шоссе, И только по шоссе - бесповоротно. Наматываю мили на кардан И еду параллельно проводам, - Но то и дело тень перед мотором - То черный кот, то кто-то в чем-то черном. Я знаю - мне не раз в колеса палки ткнут. Догадываюсь, в чем и как меня обманут. Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут И где через дорогу трос натянут. Но стрелки я топлю - на этих скоростях Песчинка обретает силу пули, - И я сжимаю руль до судорог в кистях - Успеть, пока болты не затянули! Наматываю мили на кардан И еду вертикально к проводам, - Завинчивают гайки, - побыстрее! - Не то поднимут трос как раз где шея. И плавится асфальт, протекторы кипят, Под ложечкой сосет от близости развязки. Я голой грудью рву натянутый канат, - Я жив - снимите черные повязки! Кто вынудил меня на жесткое пари - Нечистоплотный в споре и расчетах. Азарт меня пьянит, но как ни говори, Я торможу на скользких поворотах. Наматываю мили на кардан Назло канатам, тросам, проводам - Вы только проигравших урезоньте, Когда я появлюсь на горизонте! Мой финиш - горизонт - по-прежнему далек, Я ленту не порвал, но я покончил с тросом, - Канат не пересек мой шейный позвонок, Но из кустов стреляют по колесам. Меня ведь не рубли на гонку завели, - Меня просили: "Миг не проворонь ты - Узнай, а есть предел - там, на краю земли, И - можно ли раздвинуть горизонты?" Наматываю мили на кардан. Я пулю в скат влепить себе не дам. Но тормоза отказывают, - кода! - Я горизонт промахиваю с хода! 1971 Горизонт
Произошел необъяснимый катаклизм: Я шел домой по тихой улице своей - Глядь, мне навстречу нагло прет капитализм, Звериный лик свой скрыв под маской "Жигулей"! Я по подземным переходам не пойду: Визг тормозов мне - как романс о трех рублях, - За то ль я гиб и мерз в семнадцатом году, Чтоб частный собственник глумился в "Жигулях"! Он мне не друг и не родственник - Он мне - заклятый враг, - Очкастый частный собственник В зеленых, серых, белых "Жигулях"! Но ничего, я к старой тактике пришел: Ушел в подполье - пусть ругают за прогул! Сегодня ночью я три шины пропорол, - Так полегчало - без снотворного уснул! Дверь проломить - купил отбойный молоток, Электродрель, - попробуй крышу пропили! Не дам порочить наш совейский городок, Где пиво варят золотое "Жигули"! Он мне не друг и не родственник, Он мне - заклятый враг, - Очкастый частный собственник В зеленых, серых, белых "Жигулях"! Мне за грехи мои не будет ничего: Я в психбольнице все права завоевал. И я б их к стенке ставил через одного И направлял на них груженый самосвал! Но вскоре я машину сделаю свою - Все части есть, - а от владения уволь: Отполирую - и с разгону разобью Ее под окнами отеля "Метрополь". Нет, чтой-то екнуло - ведь части-то свои! - Недосыпал, недоедал, пил только чай... Все, - еду, еду регистрировать в ГАИ!.. Ах, черт! - "москвич" меня забрызгал, негодяй! Он мне не друг и не родственник, Он мне - заклятый враг, - Очкастый частный собственник В зеленых, серых, белых "москвичах"! 1971 Песня автозавистника
Отбросив прочь свой деревянный посох, Упав на снег и полежав ничком, Я встал - и сел в "погибель на колесах", Презрев передвижение пешком. Я не предполагал играть с судьбою, Не собирался спирт в огонь подлить, - Я просто этой быстрою ездою Намеревался жизнь себе продлить. Подошвами своих спортивных "чешек" Топтал я прежде тропы и полы - И был неуязвим я для насмешек, И был недосягаем для хулы. Но я в другие перешел разряды - Меня не примут в общую кадриль, - Я еду, я ловлю косые взгляды И на меня, и на автомобиль. Прервав общенье и рукопожатья, Отворотилась прочь моя среда, - Но кончилось глухое неприятье - И началась открытая вражда. Я в мир вкатился, чуждый нам по духу, Все правила движения поправ, - Орудовцы мне робко жали руку, Вручая две квитанции на штраф. Я во вражду включился постепенно, Я утром зрел плоды ночных атак: Морским узлом завязана антенна... То был намек: с тобою будет так! Прокравшись огородами, полями, Вонзали шила в шины, как кинжал, - Я ж отбивался целый день рублями - И не сдавался, и в боях мужал. Безлунными ночами я нередко Противника в засаде поджидал, - Но у него поставлена разведка - И он в засаду мне не попадал. И вот - как "языка" - бесшумно сняли Передний мост и унесли во тьму. Передний мост!.. Казалось бы - детали, - Но без него и задний ни к чему. Я доставал рули, мосты, колеса, - Не за глаза красивые - за мзду. И понял я: не одолеть колосса, - Назад - пока машина на ходу! Назад, к моим нетленным пешеходам! Пусти назад, о, отворись, сезам! Назад в метро, к подземным пешеходам! Разгон, руль влево и - по тормозам! ...Восстану я из праха, вновь обыден, И улыбнусь, выплевывая пыль: Теперь народом я не ненавидим За то, что у меня автомобиль! 1971 или 1972 Песня автомобилиста
У меня друзья очень странные, С точки зрения остальных, И я слышу речи пространные, Что я с ними пью на троих. Но позвольте самому Решать: кого любить, идти к кому... Но право, все же лучше самому. Валентин у меня есть со Светою, Что владеет всем царствием касс. На предостережения не сетую И опять не пеняю на вас. Но позвольте мне тогда Решать: куда идти, когда - Право, лучше самому навсегда! 1971 {Валентину и Светлане Савич}
Владимир Высоцкий. 1972 год
Мажорный светофор, трехцветье, трио, Палитро-палитура цвето-нот. Но где же он, мой "голубой период"? Мой "голубой период" не придет! Представьте, черный цвет невидим глазу, Все то, что мы считаем черным, - серо. Мы черноты не видели ни разу - Лишь серость пробивает атмосферу. И ультрафиолет, и инфракрасный - Ну, словом, все, что "чересчур", - не видно, - Они, как правосудье, беспристрастны, В них - все равны, прозрачны, стекловидны. И только красный, желтый цвет - бесспорны, Зеленый - тоже: зелень в хлорофилле. Поэтому трехцветны светофоры - Чтоб проезжали и переходили. Три этих цвета - в каждом организме, В любом мозгу, как яркий отпечаток. Есть, правда, отклоненье в дальтонизме, Но дальтонизм - порок и недостаток. Трехцветны музы, но, как будто серы, А "инфра", "ультра" - как всегда, в загоне, - Гуляют на свободе полумеры, И "псевдо" ходят как воры в законе. Все в трех цветах нашло отображенье, Лишь изредка меняется порядок. Три цвета избавляют от броженья - Незыблемы, как три ряда трехрядок. 1972 x x x
И сегодня, и намедни - Только бредни, только бредни, И третьего тоже дни Снова бредни - все они. 1972 x x x
Поздно говорить и смешно - Не хотела, но Что теперь скрывать - все равно Дело сделано... Все надежды вдруг Выпали из рук, Как цветы запоздалые, А свою весну - Вечную, одну - Ах, прозевала я. Весна!.. Не дури - Ни за что не пей вина на пари, Никогда не вешай ключ на двери, Ставни затвори, Цветы - не бери, Не бери да и сама не дари, Если даже без ума - не смотри, - Затаись, замри! Холода всю зиму подряд - Невозможные, - Зимняя любовь, говорят, Понадежнее. Но надежды вдруг Выпали из рук, Как цветы запоздалые, И свою весну - Первую, одну - Знать, прозевала я. Ах, черт побери, Если хочешь - пей вино на пари, Если хочешь - вешай ключ на двери И в глаза смотри, - Не то в январи Подкрадутся вновь сугробы к двери, Вновь увидишь из окна пустыри, - Двери отвори! И пой до зари, И цветы - когда от сердца - бери, Если хочешь подарить - подари, Подожгут - гори! 1972 x x x
Снег удлинил в два раза все столбы, А ветер сбросил мощь свою о счетов И не сметает снежные грибы, Высокие, как шапки звездочетов, - Ни с указателей верст, Ни с труб, ни с низеньких кочек, Как будто насмерть замерз И шевельнуться не хочет. 1972 x x x
Миф этот в детстве каждый прочел - Черт побери! - Парень один к счастью пришел Сквозь лабиринт. Кто-то хотел парня убить - Видно, со зла, Но царская дочь путеводную нить Парню дала. С древним сюжетом Знаком не один ты: В городе этом - Сплошь лабиринты, Трудно дышать, Не отыскать Воздух и свет. И у меня дело неладно - Я потерял нить Ариадны... Словно в час пик Всюду тупик, - Выхода нет! Древний герой ниточку ту Крепко держал, И слепоту, и немоту - Все испытал, И духоту, и черноту Жадно глотал. И долго руками одну пустоту Парень хватал. Сколько их бьется, Людей одиноких, Словно в колодцах Улиц глубоких! Я тороплюсь, В горло вцеплюсь - Вырву ответ! Слышится смех: "Зря вы спешите: Поздно! У всех - порваны нити!" Хаос, возня - И у меня Выхода нет! Злобный король в этой стране Повелевал, Бык Минотавр ждал в тишине И убивал. Лишь одному это дано - Смерть миновать: Только одно, только одно - Нить не порвать! Кончилось лето, Зима на подходе, Люди одеты Не по погоде - Видно подолгу Ищут без толку Слабый просвет. Холодно - пусть! Все заберите. Я задохнусь: здесь, в лабиринте Наверняка Из тупика Выхода нет! Древним затея не удалась! Ну и дела! Нитка любви не порвалась, Не подвела. Свет впереди! Именно там На холодок Вышел герой, а Минотавр С голода сдох! Здесь, в лабиринте, Мечутся люди - Рядом, смотрите, Жертвы и судьи: Здесь, в темноте, Эти и те Чувствуют ночь. Крики и вопли - все без вниманья, Я не желаю в эту компанью. Кто меня ждет - Знаю, придет, Выведет прочь! Только пришла бы, Только нашла бы! И поняла бы - Нитка ослабла! Да! Так и есть: Ты уже здесь - Будет и свет. Руки сцепились до миллиметра, Все! Мы уходим к свету и ветру, Прямо сквозь тьму, Где одному Выхода нет! 1972 В лабиринте
Проделав брешь в затишьи, Весна идет в штыки, И высунули крыши Из снега языки. Голодная до драки, Оскалилась весна, - Как с языка собаки, Стекает с крыш слюна. Весенние армии жаждут успеха, Все ясно, и стрелы на карте прямы, И воины в легких небесных доспехах Врубаются в белые рати зимы. Но рано веселиться! Сам зимний генерал Никак своих позиций Без боя не сдавал. Тайком под белым флагом Он собирал войска, И вдруг ударил с фланга Мороз исподтишка. И битва идет с переменным успехом: Где - свет и ручьи, где - поземка и мгла. И воины в легких небесных доспехах С потерями вышли назад из котла. Морозу удирать бы, А он впадает в раж: Играет с вьюгой свадьбу, Не свадьбу, а шабаш. Окно скрипит фрамугой - То ветер перебрал. Но он напрасно с вьюгой Победу пировал. А в зимнем тылу говорят об успехах, И наглые сводки приходят из тьмы, Но воины в легких небесных доспехах Врубаются клиньями в царство зимы. Откуда что берется, - Сжимается без слов Рука тепла и солнца На горле холодов. Не совершиться чуду - Снег виден лишь в тылах. Войска зимы повсюду Бросают белый флаг. И дальше на север идет наступленье, Запела вода, пробуждаясь от сна. Весна неизбежна - ну, как обновленье, И необходима, как просто весна. Кто славно жил в морозы - Тот ждет и точит зуб, И проливает слезы Из водосточных труб. Но только грош им, нищим, В базарный день цена - На эту землю свыше Ниспослана весна. Два слова войскам - несмотря на успехи Не прячьте в чулан или старый комод Небесные легкие ваши доспехи - Они пригодятся еще через год. 1972 x x x
Сорняков, когда созреют, - Всякий опасается. Дураков никто не сеет - Сами нарождаются. 1972 x x x
Я загадочен, как марсианин, Я пугливый: чуть что - и дрожу. Но фигу, что держу в кармане, Не покажу! 1972 x x x
Все года, и века, и эпохи подряд - Все стремится к теплу от морозов и вьюг, - Почему ж эти птицы на север летят, Если птицам положено - только на юг? Слава им не нужна - и величие, Вот под крыльями кончится лед - И найдут они счастие птичее, Как награду за дерзкий полет! Что же нам не жилось, что же нам не спалось? Что нас выгнало в путь по высокой волне? Нам сиянье пока наблюдать не пришлось, - Это редко бывает - сиянья в цене! Тишина... Только чайки - как молнии, - Пустотой мы их кормим из рук. Но наградою нам за безмолвие Обязательно будет звук! Как давно снятся нам только белые сны - Все другие оттенки снега занесли, - Мы ослепли - темно от такой белизны, - Но прозреем от черной полоски земли. Наше горло отпустит молчание, Наша слабость растает как тень, - И наградой за ночи отчаянья Будет вечный полярный день! Север, воля, надежда - страна без границ, Снег без грязи - как долгая жизнь без вранья. Воронье нам не выклюет глаз из глазниц - Потому, что не водится здесь воронья. Кто не верил в дурные пророчества, В снег не лег ни на миг отдохнуть - Тем наградою за одиночество Должен встретиться кто-нибудь! 1972 Белое безмолвие
Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому краю Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю... Что-то воздуху мне мало - ветер пью, туман глотаю, - Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Вы тугую не слушайте плеть! Но что-то кони мне попались привередливые - И дожить не успел, мне допеть не успеть. Я коней напою, я куплет допою - Хоть мгновенье еще постою на краю... Сгину я - меня пушинкой ураган сметет с ладони, И в санях меня галопом повлекут по снегу утром, - Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони, Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Не указчики вам кнут и плеть! Но что-то кони мне попались привередливые - И дожить не успел, мне допеть не успеть. Я коней напою, я куплет допою - Хоть мгновенье еще постою на краю... Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий, - Так, что ж там ангелы поют такими злыми голосами?! Или это колокольчик весь зашелся от рыданий, Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Умоляю вас вскачь не лететь! Но что-то кони мне попались привередливые... Коль дожить не успел, так хотя бы - допеть! Я коней напою, я куплет допою - Хоть мгновенье еще постою на краю... 1972 Кони привередливые
Жили-были в Индии с древней старины Дикие огромные серые слоны - Слоны слонялись в джунглях без маршрута, - Один из них был белый почему-то. Добрым глазом, тихим нравом отличался он, И умом, и мастью благородной, - Средь своих собратьев серых - белый слон Был, конечно, белою вороной. И владыка Индии - были времена - Мне из уважения подарил слона. "Зачем мне слон?" - Спросил я иноверца, А он сказал: "В слоне - большое сердце..." Слон мне делал реверанс, а я ему - поклон, Речь моя была незлой и тихой, - Потому что этот самый - белый слон Был к тому же белою слонихой. Я прекрасно выглядел, сидя на слоне, Ездил я по Индии - сказочной стране, - Ах, где мы только вместе не скитались! И в тесноте отлично уживались. И бывало, шли мы петь под чей-нибудь балкон, - Дамы так и прыгали из спален... Надо вам сказать, что этот белый слон Был необычайно музыкален. Карту мира видели вы наверняка - Знаете, что в Индии тоже есть река, - Мой слон и я питались соком манго, И как-то потерялись в дебрях Ганга. Я метался по реке, забыв покой и сон, Безвозвратно подорвал здоровье... А потом сказали мне: "Твой белый слон Встретил стадо белое слоновье..." Долго был в обиде я, только - вот те на! - Мне владыка Индии вновь прислал слона: В виде украшения на трости - Белый слон, но из слоновой кости. Говорят, что семь слонов иметь - хороший тон, - На шкафу, как средство от напастей... Пусть гуляет лучше в белом стаде белый слон - Пусть он лучше не приносит счастья! 1972 Песня про белого слона
Честь шахматной короны
Я кричал: "Вы что там, обалдели? - Уронили шахматный престиж!" Мне сказали в нашем спортотделе: "Ага, прекрасно - ты и защитишь! Но учти, что Фишер очень ярок, - Даже спит с доскою - сила в ем, Он играет чисто, без помарок..." Ничего, я тоже не подарок, - У меня в запасе - ход конем. Ох вы мускулы стальные, Пальцы цепкие мои! Эх, резные, расписные Деревянные ладьи! Друг мой, футболист, учил: "Не бойся, - Он к таким партнерам не привык. За тылы и центр не беспокойся, А играй по краю - напрямик!.." Я налег на бег, на стометровки, В бане вес согнал, отлично сплю, Были по хоккею тренировки... В общем, после этой подготовки - Я его без мата задавлю! Ох, вы сильные ладони, Мышцы крепкие спины! Эх вы кони мои, кони, Ох вы милые слоны! "Не спеши и, главное, не горбись, - Так боксер беседовал со мной, - В ближний бой не лезь, работай в корпус, Помни, что коронный твой - прямой". Честь короны шахматной - на карте, - Он от пораженья не уйдет: Мы сыграли с Талем десять партий - В преферанс, в очко и на биллиарде, - Таль сказал: "Такой не подведет!" Ох, рельеф мускулатуры! Дельтовидные - сильны! Что мне его легкие фигуры, Эти кони да слоны! И в буфете, для других закрытом, Повар успокоил: "Не робей! Ты с таким прекрасным аппетитом - Враз проглотишь всех его коней! Ты присядь перед дорогой дальней - И бери с питанием рюкзак. На двоих готовь пирог пасхальный: Этот Шифер - хоть и гениальный, - А небось покушать не дурак!" Ох мы - крепкие орешки! Мы корону - привезем! Спать ложусь я - вроде пешки, Просыпаюся - ферзем! I. Подготовка
Только прилетели - сразу сели. Фишки все заранее стоят. Фоторепортеры налетели - И слепят, и с толку сбить хотят. Но меня и дома - кто положит? Репортерам с ног меня не сбить!.. Мне же неумение поможет: Этот Шифер ни за что не сможет Угадать, чем буду я ходить. Выпало ходить ему, задире, - Говорят, он белыми мастак! - Сделал ход с е2 на е4... Что-то мне знакомое... Так-так! Ход за мной - что делать!? Надо, Сева, - Наугад, как ночью по тайге... Помню - всех главнее королева: Ходит взад-вперед и вправо-влево, - Ну а кони вроде - только буквой "Г". Эх, спасибо заводскому другу - Научил, как ходят, как сдают... Выяснилось позже - я с испугу Разыграл классический дебют! Все следил, чтоб не было промашки, Вспоминал все повара в тоске. Эх, сменить бы пешки на рюмашки - Живо б прояснилось на доске! Вижу, он нацеливает вилку - Хочет съесть, - и я бы съел ферзя... Под такой бы закусь - да бутылку! Но во время матча пить нельзя. Я голодный, посудите сами: Здесь у них лишь кофе да омлет, - Клетки - как круги перед глазами, Королей я путаю с тузами И с дебютом путаю дуплет. Есть примета - вот я и рискую: В первый раз должно мне повезти. Да я его замучу, зашахую - Мне бы только дамку провести! Не мычу не телюсь, весь - как вата. Надо что-то бить - уже пора! Чем же бить? Ладьею - страшновато, Справа в челюсть - вроде рановато, Неудобно - первая игра. ...Он мою защиту разрушает - Старую индийскую - в момент, - Это смутно мне напоминает Индо-пакистанский инцидент. Только зря он шутит с нашим братом, У меня есть мера, даже две: Если он меня прикончит матом, Так я его - через бедро с захватом, Или - ход конем - по голове! Я еще чуток добавил прыти - Все не так уж сумрачно вблизи: В мире шахмат пешка может выйти - Если тренируется - в ферзи! Шифер стал на хитрости пускаться: Встанет, пробежится и - назад; Предложил турами поменяться, - Ну, еще б ему меня не опасаться - Я же лежа жму сто пятьдесят! Я его фигурку смерил оком, И когда он объявил мне шах - Обнажил я бицепс ненароком, Даже снял для верности пиджак. И мгновенно в зале стало тише, Он заметил, что я привстаю... Видно, ему стало не до фишек - И хваленый пресловутый Фишер Тут же согласился на ничью. 1972 II. Игра
Так случилось - мужчины ушли, Побросали посевы до срока, - Вот их больше не видно из окон - Растворились в дорожной пыли. Вытекают из колоса зерна - Это слезы несжатых полей, И холодные ветры проворно Потекли из щелей. Мы вас ждем - торопите коней! В добрый час, в добрый час, в добрый час! Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины... А потом возвращайтесь скорей: Ивы плачут по вас, И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины. Мы в высоких живем теремах - Входа нет никому в эти зданья: Одиночество и ожиданье Вместо вас поселилось в домах. Потеряла и свежесть и прелесть Белизна ненадетых рубах. Да и старые песни приелись И навязли в зубах. Мы вас ждем - торопите коней! В добрый час, в добрый час, в добрый час! Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины... А потом возвращайтесь скорей: Ивы плачут по вас, И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины. Все единою болью болит, И звучит с каждым днем непрестанней Вековечный надрыв причитаний Отголоском старинных молитв. Мы вас встретим и пеших, и конных, Утомленных, нецелых - любых, - Только б не пустота похоронных, Не предчувствие их! Мы вас ждем - торопите коней! В добрый час, в добрый час, в добрый час! Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины... А потом возвращайтесь скорей: Ивы плачут по вас, И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины. 1972 x x x
Когда я спотыкаюсь на стихах, Когда ни до размеров, ни до рифм, - Тогда друзьям пою о моряках, До белых пальцев стискивая гриф. Всем делам моим на суше вопреки И назло моим заботам на земле Вы возьмите меня в море, моряки, Я все вахты отстою на корабле! Любая тварь по морю знай плывет, Под винт попасть не каждый норовит, - А здесь, на суше, каждый пешеход Наступит, оттолкнет - и убежит. Всем делам моим на суше вопреки И назло моим заботам на земле Вы возьмите меня в море, моряки, Я все вахты отстою на корабле! Известно вам - мир не на трех китах, А нам известно - он не на троих. Вам вольничать нельзя в чужих портах - А я забыл, как вольничать в своих. Так всем делам моим на суше вопреки, Так назло моим заботам на земле Вы за мной пришлите шлюпку, моряки, Поднесите рюмку водки на весле! 1972 x x x
Не гуди без меры, без причины, - Милиционеры из машины Врут аж до хрипоты. Подлецам сигнальте не сигнальте - Пол-лица впечаталось в асфальте, Тут не до красоты. По пути - обильные проулки... Все автомобильные прогулки Вплоть надо запретить. Ну а на моем на мотоцикле Тесно вчетвером, но мы привыкли, Хоть трудно тормозить. Крошка-мотороллер так прекрасен! Пешеход доволен, но опасен - МАЗ или "пылесос". Я на пешеходов не в обиде, Но враги народа в пьяном виде - Раз! - и под колесо. Мотороллер - что ж, он на излете Очень был похож на вертолетик, - Ух, и фасон с кого! Побежать и запатентовать бы, Но бежать нельзя - лежать до свадьбы У Склифосовского. 1972 x x x
В. Абдулову Нет острых ощущений - все старье, гнилье и хлам, - Того гляди, с тоски сыграю в ящик. Балкон бы, что ли, сверху, иль автобус - пополам, - Вот это боле-мене подходяще! Повезло! Наконец повезло! - Видит бог, что дошел я до точки! - Самосвал в тридцать тысяч кило Мне скелет раздробил на кусочки! Вот лежу я на спине Загипсованный, - Каждый член у мене - Расфасованный По отдельности До исправности, - Все будет в целости И в сохранности! Эх, жаль, что не роняли вам на череп утюгов, - Скорблю о вас - как мало вы успели! - Ах, это просто прелесть - сотрясение мозгов, Ах, это наслажденье - гипс на теле! Как броня - на груди у меня, На руках моих - крепкие латы, - Так и хочется крикнуть: "Коня мне, коня!" - И верхом ускакать из палаты! Но лежу я на спине Загипсованный, - Каждый член у мене - Расфасованный По отдельности До исправности, - Все будет в целости И в сохранности! Задавлены все чувства - лишь для боли нет преград, - Ну что ж, мы сами часто чувства губим, - Зато я, как ребенок, - весь спеленутый до пят И окруженный человеколюбием! Под влияньем сестрички ночной Я любовию к людям проникся - И, клянусь, до доски гробовой Я б остался невольником гипса! Вот лежу я на спине Загипсованный, - Каждый член у мене - Расфасованный По отдельности До исправности, - Все будет в целости И в сохранности! Вот жаль, что мне нельзя уже увидеть прежних снов: Они - как острый нож для инвалида, - Во сне я рвусь наружу из-под гипсовых оков, Мне снятся свечи, рифмы и коррида... Ах, надежна ты, гипса броня, От того, кто намерен кусаться! Но одно угнетает меня: Что никак не могу почесаться, - Что лежу я на спине Загипсованный, - Каждый член у мене - Расфасованный По отдельности До исправности, - Все будет в целости И в сохранности! Так, я давно здоров, но не намерен гипс снимать: Пусть руки стали чем-то вроде бивней, Пусть ноги опухают - мне на это наплевать, - Зато кажусь значительней, массивней! Я под гипсом хожу ходуном, Наступаю на пятки прохожим, - Мне удобней казаться слоном И себя ощущать толстокожим! И по жизни я иду, Загипсованный, - Каждый член - на виду, Расфасованный По отдельности До исправности, - Все будет в целости И в сохранности! 1972 Баллада о гипсе
Я только малость объясню в стихе, На все я не имею полномочий... Я был зачат, как нужно, во грехе, - В поту и нервах первой брачной ночи. Я знал, что отрываясь от земли, - Чем выше мы, тем жестче и суровей. Я шел спокойно прямо в короли И вел себя наследным принцем крови. Я знал - все будет так, как я хочу. Я не бывал внакладе и в уроне. Мои друзья по школе и мечу Служили мне, как их отцы - короне. Не думал я над тем, что говорю, И с легкостью слова бросал на ветер - Мне верили и так, как главарю, Все высокопоставленные дети. Пугались нас ночные сторожа, Как оспою, болело время нами. Я спал на кожах, мясо ел с ножа И злую лошадь мучил стременами. Я знал, мне будет сказано: "Царуй!" - Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег, И я пьянел среди чеканных сбруй. Был терпелив к насилью слов и книжек. Я улыбаться мог одним лишь ртом, А тайный взгляд, когда он зол и горек, Умел скрывать, воспитанный шутом. Шут мертв теперь: "Аминь!" Бедняга! Йорик! Но отказался я от дележа Наград, добычи, славы, привилегий. Вдруг стало жаль мне мертвого пажа... Я объезжал зеленые побеги. Я позабыл охотничий азарт, Возненавидел и борзых, и гончих, Я от подранка гнал коня назад И плетью бил загонщиков и ловчих. Я видел - наши игры с каждым днем Все больше походили на бесчинства. В проточных водах по ночам, тайком Я отмывался от дневного свинства. Я прозревал, глупея с каждым днем, Я прозевал домашние интриги. Не нравился мне век и люди в нем Не нравились. И я зарылся в книги. Мой мозг, до знаний жадный как паук, Все постигал: недвижность и движенье. Но толка нет от мыслей и наук, Когда повсюду им опроверженье. С друзьями детства перетерлась нить, - Нить Ариадны оказалась схемой. Я бился над вопросом "быть, не быть", Как над неразрешимою дилеммой. Но вечно, вечно плещет море бед. В него мы стрелы мечем - в сито просо, Отсеивая призрачный ответ От вычурного этого вопроса. Зов предков слыша сквозь затихший гул, Пошел на зов, - сомненья крались с тылу, Груз тяжких дум наверх меня тянул, А крылья плоти вниз влекли, в могилу. В непрочный сплав меня спаяли дни - Едва застыв, он начал расползаться. Я пролил кровь, как все, и - как они, Я не сумел от мести отказаться. А мой подъем пред смертью - есть провал. Офелия! Я тленья не приемлю. Но я себя убийством уравнял С тем, с кем я лег в одну и ту же землю. Я, Гамлет, я насилье презирал, Я наплевал на Датскую корону. Но в их глазах - за трон я глотку рвал И убивал соперника по трону. Но гениальный всплеск похож на бред, В рожденьи смерть проглядывает косо. А мы все ставим каверзный ответ И не находим нужного вопроса. 1972 Мой Гамлет
Проложите, проложите Хоть туннель по дну реки И без страха приходите На вино и шашлыки. И гитару приносите, Подтянув на ней колки, - Но не забудьте - затупите Ваши острые клыки. А когда сообразите - Все пути приводят в Рим, - Вот тогда и приходите, Вот тогда поговорим. Нож забросьте, камень выньте Из-за пазухи своей И перебросьте, перекиньте Вы хоть жердь через ручей. За посев ли, за покос ли - Надо взяться, поспешать, - А прохлопав, сами после Локти будете кусать. Сами будете не рады, Утром вставши, - вот те раз! - Все мосты через преграды Переброшены без нас. Так проложите, проложите Хоть туннель по дну реки! Но не забудьте - затупите Ваши острые клыки! 1972 x x x
Наши помехи - эпохе под стать, Все наши страхи - причинны. Очень собаки нам стали мешать, Эти бездомные псины. Бред, говоришь? Но - судить потерпи, Не обойдешься без бредней. Что говорить - на надежной цепи Пес несравненно безвредней. Право, с ума посходили не все - Это не бредни, не басни: Если хороший ошейник на псе - Это и псу безопасней. Едешь хозяином ты вдоль земли - Скажем, в Великие Луки, - А под колеса снуют кобели И попадаются суки. Их на дороге, размазавши в слизь, Что вы за чушь создадите? Вы поощряете сюрреализм, Милый товарищ водитель! Дрожь проберет от такого пятна! Дворников следом когорты Будут весь день соскребать с полотна Мрачные те натюрморты. Пса без намордника чуть раздразни, - Он только челюстью лязгни! - Вот и кончай свои грешные дни В приступе водобоязни! Не напасутся и тоненьких свеч - За упокой - наши дьяки... Все же намордник прекрасная вещь, Ежели он на собаке. Мы и собаки - легли на весы, Всем нам спокойствия нету, Если бездомные шалые псы Бродят свободно по свету. И кругозор крайне узок у вас, Если вас цирк не пленяет: Пляшут собачки под музыку вальс - Прямо слеза прошибает! Гордо ступают, вселяя испуг, Страшные пасти раззявив, - Будто у них даже больше заслуг, Нежели чем у хозяев. Этих собак не заманишь во двор - Им отдохнуть бы, поспать бы... Стыд просто им и семейный позор Эти собачие свадьбы! Или на выставке псы, например, Даже хватают медали. Пусть не за доблесть, а за экстерьер, Но награждают - беда ли? Эти хозяева славно живут, Не получая получку, - Слышал, огромные деньги гребут За... извините - за случку. Значит, к чему это я говорю, Что мне, седому, неймется? Очень я, граждане, благодарю Всех, кто решили бороться. Вон, притаившись в ночные часы, Из подворотен укромных Лают в свое удовольствие псы - Не приручить их, никчемных. Надо с бездомностью этой кончать, С неприрученностью - тоже. Слава же собаководам, качать!.. Боже! Прости меня, Боже! Некуда деться бездомному псу? Места не хватит собакам? Это - при том, что мы строим вовсю, С невероятным размахом?! 1972 x x x
Вот в набат забили: Или праздник, или Надвигается, как встарь, чума. Заглушая лиру, Звон идет по миру, - Может быть, сошел звонарь с ума? Следом за тем погребальным набатом Страх овладеет сестрою и братом. Съежимся мы под ногами чумы, Путь уступая гробам и солдатам. Бей же, звонарь, разбуди полусонных, Предупреди беззаботных влюбленных, Что хорошо будет в мире сожженном Лишь мертвецам и еще нерожденным! Нет, звонарь не болен! - Видно с колоколен, Как печатает шаги судьба, И чернеют угли - Там, где были джунгли, Там, где топчут сапоги хлеба. Выход один беднякам и богатым - Смерть. Это самый бесстрастный анатом. Все мы равны перед ликом войны, Может, привычней чуть-чуть - азиатам. Бей же, звонарь, разбуди полусонных, Предупреди беззаботных влюбленных, Что хорошо будет в мире сожженном Лишь мертвецам и еще нерожденным! Не во сне все это, Это близко где-то - Запах тленья, черный дым и гарь. А когда остыла Голая пустыня, Стал от ужаса седым звонарь. Всех нас зовут зазывалы из пекла Выпить на празднике пыли и пепла, Потанцевать с одноглазым циклопом, Понаблюдать за Всемирным Потопом. Бей же, звонарь, разбуди полусонных, Предупреди беззаботных влюбленных, Что хорошо будет в мире сожженном Лишь мертвецам и еще нерожденным! 1972 Набат
Все с себя снимаю - слишком душно, За погодой следую послушно, Но... все долой - нельзя ж! Значит, за погодой не угнаться - Дальше невозможно раздеваться! Да! Это же не пляж! Что-то с нашей модой стало ныне: Потеснили "макси" - снова "мини", Вновь, вновь переворот! Право, мне за модой не угнаться - Дальше невозможно раздеваться, Но - и наоборот! Скучно каждый вечер слушать речи. У меня - за вечер по две встречи! Тот и другой не прост: Значит, мне приходится стараться... Но нельзя ж все время раздеваться - Вот, вот ведь в чем вопрос! 1972 x x x
Товарищи ученые, доценты с кандидатами! Замучились вы с иксами, запутались в нулях, Сидите, разлагаете молекулы на атомы, Забыв, что разлагается картофель на полях. Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь И корни извлекаете по десять раз на дню, - Ох, вы там добалуетесь, ох, вы доизвлекаетесь, Пока сгниет, заплесневеет картофель на корню! Автобусом до Сходни доезжаем, А там - рысцой, и не стонать! Небось картошку все мы уважаем, - Когда с сольцой ее намять. Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль С лопатами проявите здесь свой патриотизм, - А то вы всем кагалом там набросились на опухоль, Собак ножами режете, а это - бандитизм! Товарищи ученые, кончайте поножовщину, Бросайте ваши опыты, гидрид и ангидрид: Садитеся в полуторки, валяйте к нам в Тамбовщину, - А гамма-излучение денек повременит. Полуторкой к Тамбову подъезжаем, А там - рысцой, и не стонать! Небось картошку все мы уважаем, - Когда с сальцой ее намять. К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми - Мы славно тут разместимся, и скажете потом, Что бог, мол, с ними, с генами, бог с ними, с хромосомами, Мы славно поработали и славно отдохнем! Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные, любимые до слез! Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные, - Земле - ей все едино: апатиты и навоз. Так приезжайте, милые, - рядами и колоннами! Хотя вы все там химики и нет на вас креста, Но вы ж ведь там задохнетесь за синхрофазотронами, - А тут места отличные - воздушные места! Товарищи ученые, не сумлевайтесь, милые: Коль, что у вас не ладится, - ну, там, не тот аффект, - Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами, Денечек покумекаем - и выправим дефект! 1972 Товарищи ученые
Есть телевизор - подайте трибуну, - Так проору - разнесется на мили! Он - не окно, я в окно и не плюну, - Мне будто дверь в целый мир прорубили. Все на дому - самый полный обзор: Отдых в Крыму, ураган и Кобзон, Фильм, часть седьмая - тут можно поесть: Я не видал предыдущие шесть. Врубаю первую - а там ныряют, - Ну, это так себе, а с двадцати - "А ну-ка, девушки!" - что вытворяют! И все - в передничках, - с ума сойти! Есть телевизор - мне дом не квартира, - Я всею скорбью скорблю мировою, Грудью дышу я всем воздухом мира, Никсона вижу с его госпожою. Вот тебе раз! Иностранный глава - Прямо глаз в глаз, к голове голова, - Чуть пододвинул ногой табурет - И оказался с главой тет-на-тет. Потом - ударники в хлебопекарне, - Дают про выпечку до десяти. И вот любимая - "А ну-ка, парни!" - Стреляют, прыгают, - с ума сойти! Если не смотришь - ну пусть не болван ты, Но уж, по крайности, богом убитый: Ты же не знаешь, что ищут таланты, Ты же не ведаешь, кто даровитый! Как убедить мне упрямую Настю?! - Настя желает в кино - как суббота, - Настя твердит, что проникся я страстью К глупому ящику для идиота. Да, я проникся - в квартиру зайду, Глядь - дома и Никсон и Жорж Помпиду! Вот хорошо - я бутылочку взял, - Жорж - посошок, Ричард, правда, не стал. Ну а действительность еще кошмарней, - Врубил четвертую - и на балкон: "А ну-ка, девушки!" "А ну-ка, парням!" Вручают премию в О-О-ООН! ...Ну а потом, на Канатчиковой даче, Где, к сожаленью, навязчивый сервис, Я и в бреду все смотрел передачи, Все заступался за Анджелу Дэвис. Слышу: не плачь - все в порядке в тайге, Выигран матч СССР - ФРГ, Сто негодяев захвачены в плен, И Магомаев поет в КВН. Ну а действительность еще шикарней - Два телевизора - крути-верти: "А ну-ка, девушки!" - "А ну-ка, парни!", - За них не боязно с ума сойти! 1972 Жертва телевидения
Свет потушите, вырубите звук, Дайте темноты и тишины глоток, Или отыщите понадежней сук, Иль поглубже вбейте под карниз гвоздок, Билеты лишние стреляйте на ходу: Я на публичное повышенье иду, Иду не зрителем и не помешанным - Иду действительно, чтоб быть повешенным, Без палача (палач освистан) - Иду кончать самоубийством. 1972 x x x
Оплавляются свечи На старинный паркет, И стекает на плечи Серебро с эполет. Как в агонии бродит Золотое вино... Все былое уходит, - Что придет - все равно. И, в предсмертном томленье Озираясь назад, Убегают олени, Нарываясь на залп. Кто-то дуло наводит На невинную грудь... Все былое уходит, - Пусть придет что-нибудь. Кто-то злой и умелый, Веселясь, наугад Мечет острые стрелы В воспаленный закат. Слышно в буре мелодий Повторение нот... Пусть былое уходит, - Пусть придет что придет. 1972 x x x
При свечах тишина - Наших душ глубина, В ней два сердца плывут, как одно... Пора занавесить окно. Пусть в нашем прошлом будут рыться люди странные, И пусть сочтут они, что стоит все его приданное, - Давно назначена цена И за обоих внесена - Одна любовь, любовь одна. Холодна, холодна Голых стен белизна, Но два сердца стучат, как одно, И греют, и - настежь окно! Но перестал дарить цветы он просто так, не к случаю, Любую ж музыку в кафе теперь считает лучшею... И улыбается она Случайным людям у окна, И привыкает засыпать одна. 1972 x x x
ЪНеужели мы заперты в замкнутый круг? Неужели спасет только чудо? У меня в этот день все валилось из рук И не к счастию билась посуда. Ну пожалуйста, не уезжай Насовсем, - постарайся вернуться! Осторожно: не резко бокалы сближай, - Разобьются! Рассвело! Стало ясно: уйдешь по росе, - Вижу я, что не можешь иначе, Что всегда лишь в конце длинных рельс и шоссе Гнезда вьют эти птицы удачи. Ну пожалуйста, не уезжай Насовсем, - постарайся вернуться! Осторожно: не резко бокалы сближай, - Разобьются! Не сожгу кораблей, не гореть и мостам, - Мне бы только набраться терпенья! Но... хотелось бы мне, чтобы здесь, а не там Обитало твое вдохновенье. Ты, пожалуйста, не уезжай Насовсем, - постарайся вернуться! Осторожно: не резко бокалы сближай, - Разобьются! 1972 x x x
По воде, на колесах, в седле, меж гробов и в вагонах, Утром, днем, по ночам, вечерами, в погоду и без, Кто за длинным рублем, ко за делом большим, кто за крупной добычей - в погони Отправляемся мы, судьбам наперекор и советам вразрез. И вот нас бьют в лицо пощечинами ветры, И жены от обид не поднимают век, Но впереди - рубли длинною в километры, И крупные дела, величиною в век. Как чужую гримасу надел я чужую одежду, Или в шкуру чужую на время я вдруг перелез: До и после, в течении, вместо, во время и между Поступаю с тех пор просьбам наперекор и советам вразрез. Мне щеки обожгли пощечины и ветры, Я взламываю лед и прохожу Певек. Ах, где же вы, рубли длинною в километры? Все вместо мне - дела длинною в век! 1972 x x x
Шут был вор: он воровал минуты, Грустные минуты тут и там, Грим, парик, другие атрибуты Этот шут дарил другим шутам. В светлом цирке между номерами Незаметно, тихо, налегке Появлялся клоун между нами Иногда в дурацком колпаке. Зритель наш шутами избалован - Жаждет смеха он, тряхнув мошной, И кричит: "Да разве это клоун?! Если клоун - должен быть смешной!" Вот и мы... Пока мы вслух ворчали: "Вышел на арену, так смеши!" - Он у нас тем временем печали Вынимал тихонько из души. Мы опять ы сомненьи - век двадцатый, Цирк у нас, конечно, мировой, Клоун, правда, слишком мрачноватый, Не веселый клоун, не живой. Ну а он, как будто в воду канув, Вдруг при свете, нагло, в две руки Крал тоску из внутренних карманов Наших душ, одетых в пиджаки. Мы потом смеялись обалдело, Хлопали, ладони раздробя. Он смешного ничего не делал - Горе наше брал он на себя. Только балагуря, тараторя, Все грустнее становился мим, Потому что груз чужого горя По привычке он считал своим. Тяжелы печали, ощутимы... Шут сгибался в световом кольце, Делались все горше пантомимы, И морщины глубже на лице. Но тревоги наши и невзгоды Он горстями выгребал из нас, Будто многим обезболил роды... А себе - защиты не припас. Мы теперь без боли хохотали, Весело по нашим временам: "Ах, как нас прекрасно обокрали - Взяли то, что так мешало нам!" Время! И, разбив себе колени, Уходил он, думая свое. Рыжий воцарился на арене, Да и за пределами ее. Злое наше вынес добрый гений За кулисы - вот нам и смешно. Вдруг - весь рой украденных мгновений В нем сосредоточился в одно. В сотнях тысяч ламп погасли свечи. Барабана дробь - и тишина... Слишком много он взвалил на плечи Нашего - и сломана спина. Зрители и люди между ними Думали: "Вот пьяница упал". Шут в своей последней пантомиме Заигрался - и переиграл. Он застыл - не где-то, не за морем - Возле нас, как бы прилег, устав. Первый клоун захлебнулся горем, Просто сил своих не рассчитав. Я шагал вперед неукротимо, Но успев склониться перед ним. Этот трюк - уже не пантомима: Смерть была - царица пантомим! Этот вор, с коленей срезав путы, По ночам не угонял коней. Умер шут. Он воровал минуты - Грустные минуты у людей. Многие из нас бахвальства ради Не давались: "Проживем и так!" Шут тогда подкрадывался сзади Тихо и бесшумно - на руках... Сгинул, канул он, как ветер сдунул! Или это шутка чудака? Только я колпак ему - придумал, Этот клоун был без колпака. 1972 Енгибарову - от зрителей
Он не вышел ни званьем, ни ростом. Не за славу, не за плату - На свой, необычный манер Он по жизни шагал над помостом - По канату, по канату, Натянутому, как нерв. Посмотрите - вот он без страховки идет. Чуть правее наклон - упадет, пропадет! Чуть левее наклон - все равно не спасти... Но должно быть, ему очень нужно пройти четыре четверти пути. И лучи его с шага сбивали, И кололи, словно лавры. Труба надрывалась - как две. Крики "Браво!" его оглушали, А литавры, а литавры - Как обухом по голове! Посмотрите - вот он без страховки идет. Чуть правее наклон - упадет, пропадет! Чуть левее наклон - все равно не спасти... Но теперь ему меньше осталось пройти - уже три четверти пути. "Ах как жутко, как смело, как мило! Бой со смертью - три минуты!" - Раскрыв в ожидании рты, Из партера глядели уныло - Лилипуты, лилипуты - Казалось ему с высоты. Посмотрите - вот он без страховки идет. Чуть правее наклон - упадет, пропадет! Чуть левее наклон - все равно не спасти... Но спокойно, - ему остается пройти всего две четверти пути! Он смеялся над славою бренной, Но хотел быть только первым - Такого попробуй угробь! Не по проволоке над ареной, - Он по нервам - нам по нервам - Шел под барабанную дробь! Посмотрите - вот он без страховки идет. Чуть правее наклон - упадет, пропадет! Чуть левее наклон - все равно не спасти... Но замрите, - ему остается пройти не больше четверти пути! Закричал дрессировщик - и звери Клали лапы на носилки... Но строг приговор и суров: Был растерян он или уверен - Но в опилки, но в опилки Он пролил досаду и кровь! И сегодня другой без страховки идет. Тонкий шнур под ногой - упадет, пропадет! Вправо, влево наклон - и его не спасти... Но зачем-то ему тоже нужно пройти четыре четверти пути! 1972 Натянутый канат
Я первый смерил жизнь обратным счетом. Я буду беспристрастен и правдив: Сначала кожа выстрелила потом И задымилась, поры разрядив. Я затаился и затих, и замер, Мне показалось, я вернулся вдруг В бездушье безвоздушных барокамер И в замкнутые петли центрифуг. Сейчас я стану недвижим и грузен И погружен в молчанье, а пока Горн и меха земных газетных кузен Раздуют это дело на века. Хлестнула память мне кнутом по нервам, В ней каждый образ был неповторим: Вот мой дублер, который мог быть первым, Который смог впервые стать вторым. Пока что на него не тратят шрифта: Запас заглавных букв - на одного. Мы с ним вдвоем прошли весь путь до лифта, Но дальше я поднялся без него. Вот - тот, который прочертил орбиту, При мне его в лицо не знал никто. Все мыслимое было им открыто И брошено горстями в решето. И, словно из-за дымовой завесы, Друзей явились лица и семьи: Они все скоро на страницах прессы Расскажут биографии свои. Их - всех, с кем вел я доброе соседство, - Свидетелями выведут на суд. Обычное мое босое детство Оденут и в скрижали занесут. Чудное слово "Пуск!" - подобье вопля - Возникло и нависло надо мной. Недобро, глухо заворчали сопла И сплюнули расплавленной слюной. И вихрем чувств пожар души задуло, И я не смел или забыл дышать. Планета напоследок притянула, Прижала, не желая отпускать. Она вцепилась удесятеренно, Глаза, казалось, вышли из орбит, И правый глаз впервые удивленно Взглянул на левый, веком не прикрыт. Мне рот заткнул - не помню, - крик ли, кляп ли, Я рос из кресла, как с корнями пень. Вот сожрала все топливо до капли И отвалилась первая ступень. Там, подо мной, сирены голосили, Не знаю - хороня или храня. А здесь надсадно двигатели взвыли И из объятий вырвали меня. Приборы на земле угомонились, Вновь чередом своим пошла весна. Глаза мои на место возвратились, Исчезли перегрузки, - тишина. Эксперимент вошел в другую фазу. Пульс начал реже в датчики стучать. Я в ночь влетел, минуя вечер, сразу - И получил команду отдыхать. И неуютно сделалось в эфире, Но Левитан ворвался в тесный зал - Он отчеканил громко: "Первый в мире!" Он про меня хорошее сказал. Я шлем скафандра положил на локоть, Изрек про самочувствие свое... Пришла такая приторная легкость, Что даже затошнило от нее. Шнур микрофона словно в петлю свился, Стучали в ребра легкие, звеня. Я на мгновенье сердцем подавился - Оно застряло в горле у меня. Я отдал рапорт весело, на совесть, Разборчиво и очень делово. Я думал: вот она и невесомость, Я вешу нуль, так мало - ничего! Но я не ведал в этот час полета, Шутя над невесомостью чудной, Что от нее кровавой будет рвота И костный кальций вымоет с мочой. 1972 x x x
Все, что сумел запомнить, я сразу перечислил, Надиктовал на ленту и даже записал. Но надо мной парили разрозненные мысли И стукались боками о вахтенный журнал. Весомых, зримых мыслей я насчитал немало, И мелкие сновали меж ними чуть плавней, Но невесомость в весе их как-то уравняла - Там после разберутся, которая важней. А я ловил любую, какая попадалась, Тянул ее за тонкий, невидимы канат. Вот первая возникла и сразу оборвалась, Осталось только слово одно: "Не виноват!" Но слово "невиновен" - не значит "непричастен", - Так на Руси ведется уже с давнишних пор. Мы не тянули жребий, - мне подмигнуло счастье, И причастился к звездам член партии, майор. Между "нулем" и "пуском" кому-то показалось, А может - оператор с испугу записал, Что я довольно бодро, красуясь даже малость, Раскованно и браво "Поехали!" сказал. 1972 x x x
Мосты сгорели, углубились броды, И тесно - видим только черепа, И перекрыты выходы и входы, И путь один - туда, куда толпа. И парами коней, привыкших к цугу, Наглядно доказав, как тесен мир, Толпа идет по замкнутому кругу - И круг велик, и сбит ориентир. Течет под дождь попавшая палитра, Врываются галопы в полонез, Нет запахов, цветов, тонов и ритмов, И кислород из воздуха исчез. Ничье безумье или вдохновенье Круговращенье это не прервет. Но есть ли это - вечное движенье, Тот самый бесконечный путь вперед? 1972 x x x
Он вышел - зал взбесился на мгновенье. Пришла в согласье инструментов рать, Пал пианист на стул и мановенья Волшебной трости начал ожидать. Два первых ряда отделяли ленты - Для свиты, для вельмож, для короля. Лениво пререкались инструменты За первой скрипкой повторяя: "ля". Настраивались нехотя и хитро, Друг друга зная издавна до йот. Поскрипывали старые пюпитры, На плечи принимая груды нот. Стоял рояль на возвышеньи в центре Как черный раб, покорный злой судьбе. Он знал, что будет главным на концерте, Он взгляды всех приковывал к себе. И, смутно отражаясь в черном теле Как два соглядатая, изнутри, Из черной лакированной панели Следили за маэстро фонари. В холодном чреве вены струн набухли, - В них звук томился, пауза долга... И взмыла вверх рояля крышка - будто Танцовщица разделась донага. Рука маэстро над землей застыла, И пианист подавленно притих, Клавиатура пальцы ощутила И поддалась настойчивости их. Минор мажору портил настроенье, А тот его упрямо повышал, Басовый ключ, спасая положенье, Гармониями ссору заглушал, У нот шел спор о смысле интервала, И вот одноголосия жрецы Кричали: "В унисоне - все начала! В октаве - все начала и концы!" И возмущались грубые бемоли, Негодовал изломанный диез: Зачем, зачем вульгарные триоли Врываются в изящный экосез? Низы стремились выбиться в икары, В верха - их вечно манит высота, Но мудрые и трезвые бекары Всех возвращали на свои места. Склоняясь к пульту, как к военным картам, Войсками дирижер повелевал, Своим резервам - терциям и квартам - Смертельные приказы отдавал. И черный лак потрескался от боли, Взвились смычки штыками над толпой И, не жалея сил и канифоли, Осуществили смычку со струной. Тонули мягко клавиши вселенной, Решив, что их ласкают, а не бьют. Подумать только: для ленивой левой Шопен писал Двенадцатый этюд! Тончали струны под смычком, дымились, Медь плавилась на сомкнутых губах, Ударные на мир ожесточились - У них в руках звучал жестоко Бах. Уже над грифом пальцы коченели, На чей-то деке трещина, как нить: Так много звука из виолончели Отверстия не в силах пропустить. Как кулаки в сумбурной дикой драке Взлетали вверх манжеты в темноте, Какие-то таинственные знаки Концы смычков чертили в пустоте. И, зубы клавиш обнажив в улыбке, Рояль смотрел, как он его терзал, И слезы пролились из первой скрипки И незаметно затопили зал. Рояль терпел побои, лез из кожи, - Звучала в нем, дрожала в нем мольба, Но господин, не замечая дрожи, Красиво мучал черного раба. Вот разошлись смычковые, картинно Виновников маэстро наказал И с пятой вольты слил всех воедино. Он продолжал нашествие на зал. 1972 x x x
Евпаторийскому десанту За нашей спиною остались паденья, закаты, - Ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлет! Мне хочется верить, что черные наши бушлаты Дадут мне возможность сегодня увидеть восход. Сегодня на людях сказали: "Умрите геройски!" Попробуем, ладно, увидим, какой оборот... Я тоже подумал, чужие куря папироски: Тут - кто как умеет, мне важно - увидеть восход. Особая рота - особый почет для сапера. Не прыгайте с финкой на спину мою из ветвей, - Напрасно стараться - я и с перерезанным горлом Сегодня увижу восход до развязки своей! Прошли по тылам мы, держась, чтоб не резать их - сонных, - И вдруг я заметил, когда прокусили проход: Еще несмышленый, зеленый, но чуткий подсолнух Уже повернулся верхушкой своей на восход. За нашей спиною в шесть тридцать остались - я знаю - Не только паденья, закаты, но - взлет и восход. Два провода голых, зубами скрипя, зачищаю. Восхода не видел, но понял: вот-вот и взойдет! Уходит обратно на нас поредевшая рота. Что было - не важно, а важен лишь взорванный форт. Мне хочется верить, что грубая наша работа Вам дарит возможность беспошлинно видеть восход! 1972 Черные бушлаты
От границы мы Землю вертели назад - Было дело сначала, - Но обратно ее закрутил наш комбат, Оттолкнувшись ногой от Урала. Наконец-то нам дали приказ наступать, Отбирать наши пяди и крохи, - Но мы помним, как солнце отправилось вспять И едва не зашло на востоке. Мы не меряем Землю шагами, Понапрасну цветы теребя, - Мы толкаем ее сапогами - От себя, от себя! И от ветра с востока пригнулись стога, Жмется к скалам отара. Ось земную мы сдвинули без рычага, Изменив направление удара. Не пугайтесь, когда не на месте закат, - Судный день - это сказки для старших, - Просто Землю вращают куда захотят, Наши сменные роты на марше. Мы ползем, бугорки обнимаем, Кочки тискаем - зло, не любя, И коленями Землю толкаем - От себя, от себя! Здесь никто б не нашел, даже если б хотел, Руки кверху поднявших. Всем живым ощутимая польза от тел: Как прикрытье используем павших. Этот глупый свинец всех ли сразу найдет, Где настигнет - в упор или с тыла? Кто-то там, впереди, навалился на дот - И Земля на мгновенье застыла. Я ступни свои сзади оставил, Мимоходом по мертвым скорбя, - Шар земной я вращаю локтями - От себя, от себя! Кто-то встал в полный рост и, отвесив поклон, Принял пулю на вдохе, - Но на запад, на запад ползет батальон, Чтобы солнце взошло на востоке. Животом - по грязи, дышим смрадом болот, Но глаза закрываем на запах. Нынче по небу солнце нормально идет, Потому что мы рвемся на запад. Руки, ноги - на месте ли, нет ли, - Как на свадьбе росу пригубя, Землю тянем зубами за стебли - На себя! От себя! 1972 Мы вращаем Землю
Может быть, покажется странным кому-то, Что не замечаем попутной красы, - Но на перегонах мы теряем минуты, А на остановках - теряем часы. Посылая машину в галоп, Мы летим, не надеясь на Бога!.. Для одних под колесами - гроб, Для других - просто к цели дорога. До чего же чумные они человеки: Руки на баранке, и - вечно в пыли!.. Но на остановках мы теряем копейки, А на перегонах - теряем рубли. Посылая машину в галоп, Мы летим, не надеясь на Бога!.. Для одних под колесами - гроб, Для других - просто к цели дорога. {1972} x x x
Я вышел ростом и лицом - Спасибо матери с отцом, - С людьми в ладу - не понукал, не помыкал, Спины не гнул - прямым ходил, Я в ус не дул, и жил как жил, И голове своей руками помогал... Но был донос и был навет - Кругом пятьсот и наших нет, - Был кабинет с табличкой: "Время уважай", - Там прямо без соли едят, Там штемпель ставят наугад, Кладут в конверт - и посылают за Можай. Потом - зачет, потом - домой С семью годами за спиной, - Висят года на мне - ни бросить, ни продать. Но на начальника попал, Который бойко вербовал, - И за Урал машины стал перегонять. Дорога, а в дороге - МАЗ, Который по уши увяз, В кабине - тьма, напарник третий час молчит, - Хоть бы кричал, аж зло берет - Назад пятьсот, пятьсот вперед, А он - зубами "Танец с саблями" стучит! Мы оба знали про маршрут, Что этот МАЗ на стройках ждут, - А наше дело - сел, поехал - ночь, полночь! Ну надо ж так - под Новый год - Назад пятьсот, пятьсот вперед, - Сигналим зря - пурга, и некому помочь! "Глуши мотор,- он говорит, - Пусть этот МАЗ огнем горит!" Мол, видишь сам - тут больше нечего ловить. Мол, видишь сам - кругом пятьсот, А к ночи точно - занесет, - Так заровняет, что не надо хоронить!.. Я отвечаю: "Не канючь!" А он - за гаечный за ключ, И волком смотрит (Он вообще бывает крут), - А что ему - кругом пятьсот, И кто кого переживет, Тот и докажет, кто был прав, когда припрут! Он был мне больше чем родня - Он ел с ладони у меня, - А тут глядит в глаза - и холодно спине. А что ему - кругом пятьсот, И кто там после разберет, Что он забыл, кто я ему и кто он мне! И он ушел куда-то вбок. Я отпустил, а сам - прилег, - Мне снился сон про наш "веселый" наворот: Что будто вновь кругом пятьсот, Ищу я выход из ворот, - Но нет его, есть только вход, и то - не тот. ...Конец простой: пришел тягач, И там был трос, и там был врач, И МАЗ попал куда положено ему, - И он пришел - трясется весь... А там - опять далекий рейс, - Я зла не помню - я опять его возьму! 1972 Дорожная история
Один чудак из партии геологов Сказал мне, вылив грязь из сапога: "Послал же бог на головы нам олухов! Откуда нефть - когда кругом тайга? И деньги - в прорву, - лучше бы на тыщи те Построить детский сад на берегу: Вы ничего в Тюмени не отыщите - В болото вы вгоняете деньгу!" И шлю депеши в центр из Тюмени я: Дела идут, все боле-менее!.. Мне отвечают, что у них сложилось мнение, Что меньше "более" у нас, а больше "менее". А мой рюкзак Пустой на треть. "А с нефтью как?" "Да будет нефть!" Давно прошли открытий эпидемии, И с лихорадкой поисков - борьба, - И дали заключенье в академии: В Тюмени с нефтью полная труба! Нет бога нефти здесь - перекочую я: Раз бога нет - не будет короля!.. Но только вот нутром и носом чую я, Что подо мной не мертвая земля! И шлю депеши в центр из Тюмени я: Дела идут, все боле-менее!.. Мне не поверили - и оставалось мнение, Что меньше "более" у нас, а больше "менее". Пустой рюкзак - Исчезла снедь... "А с нефтью как?" "Да будет нефть!" И нефть пошла! Мы, по болотам рыская, Не на пол-литра выиграли спор - Тюмень, Сибирь, земля хантымансийская Сквозила нефтью из открытых пор. Моряк, с которым столько переругано, - Не помню уж, с какого корабля, - Все перепутал и кричал испуганно: "Земля! Глядите, братики, земля!" И шлю депеши в центр из Тюмени я: Дела идут, все боле-менее, Что - прочь сомнения, что - есть месторождения, Что - больше "более" у нас и меньше "менее"... Так я узнал - Бог нефти есть, - И он сказал: "Копайте здесь!" И бил фонтан и рассыпался искрами, При свете их я Бога увидал: По пояс голый он, с двумя канистрами Холодный душ из нефти принимал. И ожила земля, и помню ночью я На той земле танцующих людей... Я счастлив, что, превысив полномочия, Мы взяли риск - и вскрыли вены ей! 1972 Тюменская нефть
В нас вера есть и не в одних богов! Нам нефть из недр не поднесут на блюдце. Освобожденье от земных оков - Есть цель несоциальных революций. В болото входит бур, как в масло нож. Владыка тьмы! Мы примем отреченье! Земле мы кровь пускаем - ну и что ж, - А это ей приносит облегченье. Под визг лебедок и под вой сирен Мы ждем - мы не созрели для оваций, - Но близок час великих перемен И революционных ситуаций. В борьбе у нас нет классовых врагов - Лишь гул подземных нефтяных течений, - Но есть сопротивление пластов, И есть, есть ломка старых представлений. Пока здесь вышки, как бамбук, росли, Мы вдруг познали истину простую: Что мы нашли не нефть, а соль земли - И раскусили эту соль земную. Болит кора земли, и пульс возрос, Боль нестерпима, силы на исходе, - И нефть в утробе призывает - "SOS", Вся исходя тоскою по свободе. Мы разглядели, различили боль Сквозь меди блеск и через запах розы, - Ведь это не поваренная соль, А это - человечьи пот и слезы. Пробились буры, бездну вскрыл алмаз - И нефть из скважин бьет фонтаном мысли, Становится энергиею масс В прямом и тоже переносном смысле. Угар победы, пламя не угробь, И ритма не глуши, копытный дробот! Излишки нефти стравливали в Обь, Пока не проложили нефтепровод. Но что поделать, если льет из жерл Мощнее всех источников овечьих, И что за революция - без жертв, К тому же здесь еще - без человечьих? Пусть скажут, что сужу я с кондачка, Но мысль меня такая поразила: Теория "великого скачка" В Тюмени подтвержденье получила. И пусть мои стихи верны на треть Пусть уличен я в слабом разуменьи, Но нефть свободна! Не могу не петь Про эту революцию в Тюмени. 1972 Революция в Тюмени
Сам виноват - и слезы лью, и охаю, Попал в чужую колею глубокую. Я цели намечал свои на выбор сам - А вот теперь из колеи не выбраться. Крутые скользкие края Имеет эта колея. Я кляну проложивших ее - Скоро лопнет терпенье мое - И склоняю, как школьник плохой: Колею, в колее, с колеей... Но почему неймется мне - нахальный я, - Условья, в общем, в колее нормальные: Никто не стукнет, не притрет - не жалуйся, - Желаешь двигаться вперед - пожалуйста! Отказа нет в еде-питье В уютной этой колее - Я живо себя убедил: Не один я в нее угодил, - Так держать - колесо в колесе! - И доеду туда, куда все. Вот кто-то крикнул сам не свой: "А ну, пусти!" - И начал спорить с колеей по глупости. Он в споре сжег запас до дна тепла души - И полетели клапана и вкладыши. Но покорежил он края - И стала шире колея. Вдруг его обрывается след... Чудака оттащили в кювет, Чтоб не мог он нам, задним, мешать По чужой колее проезжать. Вот и ко мне пришла беда - стартер заел, - Теперь уж это не езда, а ерзанье. И надо б выйти, подтолкнуть - но прыти нет, - Авось подъедет кто-нибудь и вытянет. Напрасно жду подмоги я - Чужая это колея. Расплеваться бы глиной и ржой С колеей этой самой - чужой, - Тем, что я ее сам углубил, Я у задних надежду убил. Прошиб меня холодный пот до косточки, И я прошелся чуть вперед по досточке, - Гляжу - размыли край ручьи весенние, Там выезд есть из колеи - спасение! Я грязью из-под шин плюю В чужую эту колею. Эй вы, задние, делай как я! Это значит - не надо за мной. Колея эта - только моя, Выбирайтесь своей колеей! 1972 Чужая колея
Наш киль скользит по Дону ли, по Шпрее, По Темзе ли, по Сене режет киль? Куда, куда вы, милые евреи, Неужто к Иордану в Израиль? Оставя суету вы и верный ваш кусок, И - о! - комиссионных ваших кралей, Стремитесь в тесноту вы, в мизерный уголок, В раздутый до величия Израиль! Меняете вы русские просторы, Лихую безнадежность наших миль На голдомеирские уговоры, На этот нееврейский Израиль?! 1972 x x x
Мы воспитаны в презреньи к воровству И еще - к употребленью алкоголя, В безразличьи к иностранному родству, В поклоненьи ко всесилию контроля. Вот - география, А вот - органика, У них там - мафия... У нас - пока никак. У нас - балет, у нас - заводы и икра, У нас - прелестные курорты и надои, Аэрофлот, Толстой, арбузы, танкера И в бронзе отлитые разные герои. Потом, позвольте-ка, Ведь там - побоище, У них - эротика... У нас... не то еще! На миллионы, миллиарды киловатт В душе людей поднялись наши настроенья, И каждый - скажем, китобой или домкрат - Дает нам прибыль всесоюзного значенья. Про них мы выпишем: Больная психика, У них там - хиппи же... У нас - мерси пока. Да что, товарищи, молчать про капитал, Который Маркс еще клеймил в известной книге, У них - напалм, а тут - банкет, а тут - накал И незначительные личные интриги. И Джони с Джимами Всенаплевающе Дымят машинами... Тут нет пока еще. Куда идем, чему завидуем подчас? Свобода слова вся пропахла нафталином. Я кончил все. Когда я говорил: "У нас" - Имел себя в виду, а я - завмагазином. Не надо нам уже Всех тех, кто хаяли. Я еду к бабушке - Она в Израиле. 1972 x x x
Мишка Шифман башковит - У него предвиденье. "Что мы видим, - говорит, - Кроме телевиденья?! Смотришь конкурс в Сопоте - И глотаешь пыль, А кого ни попадя Пускают в Израиль!" Мишка также сообщил По дороге в Мневники: "Голду Меир я словил В радиоприемнике..." И такое рассказал, До того красиво! - Что я чуть было не попал В лапы Тель-Авива. Я сперва-то был не пьян, Возразил два раза я - Говорю: "Моше Даян - Сука одноглазая, - Агрессивный, бестия, Чистый фараон, - Ну, а где агрессия - Там мне не резон". Мишка тут же впал в экстаз - После литры выпитой - Говорит: "Они же нас Выгнали с Египета! Оскорбления простить Не могу такого, - Я позор желаю смыть С Рождества Христова!" Мишка взял меня за грудь: "Мне нужна компания! Мы ж с тобой не как-нибудь - Здравствуй-до свидания, - Побредем, паломники, Чувства подавив!.. Хрена ли нам Мневники - Едем в Тель-Авив!" Я сказал: "Я вот он весь, Ты же меня спас в порту. Но одна загвоздка есть: Русский я по паспорту. Только русские в родне, Прадед мой - самарин, - Если кто и влез ко мне, Так и тот - татарин". Мишку Шифмана не трожь, С Мишкой - прочь сомнения: У него евреи сплошь В каждом поколении. Дед параличом разбит, - Бывший врач-вредитель... А у меня - антисемит На антисемите. Мишка - врач, он вдруг затих: В Израиле бездна их, - Гинекологов одних - Как собак нерезаных; Нет зубным врачам пути - Слишком много просятся. Где на всех зубов найти? Значит - безработица! Мишка мой кричит: "К чертям! Виза - или ванная! Едем, Коля, - море там Израилеванное!.." Видя Мишкину тоску, - А он в тоске опасный, - Я еще хлебнул кваску И сказал: "Согласный!" ...Хвост огромный в кабинет Из людей, пожалуй, ста. Мишке там сказали "нет", Ну а мне - "пожалуйста". Он кричал: "Ошибка тут, - Это я - еврей!.." А ему: "Не шибко тут! Выйди, вон, из дверей!" Мишку мучает вопрос: Кто тут враг таинственный? А ответ ужасно прост - И ответ единственный: Я в порядке, тьфу-тьфу-тьфу, - Мишка пьет проклятую, - Говорит, что за графу Не пустили - пятую. 1972 Мишка Шифман
Рты подъездов, уши арок и глаза оконных рам Со светящимися лампами-зрачками!... Все дневные пассажиры, все мои клиенты - там, Все, кто ездит на такси, а, значит, с нами. Смешно, конечно, говорить, Но очень даже может быть, Что мы знакомы с вами. Нет, - не по работе! А не знакомы - дайте срок! - На мой зеленый огонек Зайдете, зайдете. Круглый руль, но и "баранка" - тоже круглое словцо. Хорошо, когда "запаска" не дырява! То раскручиваем влево мы Садовое кольцо, То Бульварное закручиваем вправо. И ветер гаснет на стекле, Рукам привычно на руле, И пассажиров счетчик "радует" деньгами... А мы - как всадники в седле, - Мы редко ходим по земле Своими ногами. Тот рассказывает утром про удачное вчера, У другого - трудный день: молчит, усталый... Мы удобные попутчики, таксисты-шофера, Собеседники мы - профессионалы. Бывает, ногу сломит черт, А вам скорей - аэропорт! Зеленым светом мы, как чудом света бредим. Мой пассажир, ты рано сник! У нас час пик, а не тупик, - Садитесь, поедем! Я ступаю по нехоженой проезжей полосе Не колесною резиною, а кожей. Злюсь, конечно, на таксистов - не умеют ездить все! Осторожно, я неопытный прохожий. Вот кто-то там таксиста ждет, Но я сегодня - пешеход, А то подвез бы: "Сядь, - сказал бы, - человече!" Вы все зайдете, дайте срок, На мой зеленый огонек! До скорой, до встречи... 1972-1973 Песня таксиста
Бегают по лесу стаи зверей - Не за добычей, не на водопой: Денно и нощно они егерей Ищут веселой толпой. Звери, забыв вековечные страхи, С твердою верой, что все по плечу, Шкуры рванув на груди как рубахи, Падают навзничь - бери не хочу! Сколько их в кущах, Сколько их в чащах - Ревом ревущих, Рыком рычащих, Сколько бегущих, Сколько лежащих - В дебрях и кущах, В рощах и чащах! Рыбы пошли косяком против волн - Черпай руками, иди по ним вброд! Сколько желающих прямо на стол, Сразу на блюдо - и в рот! Рыба не мясо - она хладнокровней - В сеть норовит, на крючок, в невода: Рыбы погреться хотят на жаровне, - Море по жабры, вода не вода! Сколько их в кущах, Сколько их в чащах - Скопом плывущих, Кишмя кишащих, Друг друга жрущих, Хищных и тощих - В дебрях и кущах, В чащах и рощах! Птица на дробь устремляет полет - Птица на выдумки стала хитра: Чтобы им яблоки всунуть в живот, Гуси не если с утра. Сильная птица сама на охоте Слабым собратьям кричит: "Сторонись!" - Жизнь прекращает в зените, на взлете, Даже без выстрела падая вниз. Сколько их в кущах, Сколько их в чащах - Выстрела ждущих, В силки летящих, Сколько плывущих, Сколько парящих В дебрях и кущах, В рощах и чащах! Шубы не хочет пушнина носить - Так и стремится в капкан и в загон, - Чтобы людей приодеть, утеплить, Рвется из кожи вон. В ваши силки - призадумайтесь, люди! - Прут добровольно в отменных мехах Тысячи сот в иностранной валюте, Тысячи тысячей в наших деньгах. В рощах и чащах, В дебрях и кущах Сколько рычащих, Сколько ревущих, Сколько пасущихся, Сколько кишащих Мечущих, рвущихся, Живородящих, Серых, обычных, В перьях нарядных, Сколько их, хищных И травоядных, Шерстью линяющих, Шкуру меняющих, Блеющих, лающих, Млекопитающих, Сколько летящих, Бегущих, ползущих, Сколько непьющих В рощах и кущах И некурящих В дебрях и чащах, И пресмыкающихся, И парящих, И подчиненных, И руководящих, Вещих и вящих, Рвущих и врущих - В рощах и кущах, В дебрях и чащах! Шкуры - не порчены, рыба - живьем, Мясо - без дроби - зубов не сломать, - Ловко, продуманно, просто, с умом, Мирно - зачем же стрелять! Каждому егерю - белый передник! В руки - таблички: "Не бей!", "Не губи!" Все это вместе зовут - заповедник, - Заповедь только одна: не убий! Но сколько в рощах, Дебрях и кущах - И сторожащих, И стерегущих, И загоняющих, В меру азартных, Плохо стреляющих, И предынфарктных, Травящих, лающих, Конных и пеших, И отдыхающих С внешностью леших, Сколько их, знающих И искушенных, Не попадающих В цель, разозленных, Сколько дрожащих, Портящих шкуры, Сколько ловящих На самодуры, Сколько их, язвенных, Сколько всеядных, Сетью повязанных И кровожадных, Полных и тучных, Тощих, ледящих - В дебрях и кущах, В рощах и чащах! 1972 Заповедник
Мы - просто куклы, но... смотрите, нас одели, И вот мы - жители витрин, салонов, залов. Мы - манекены, молчаливые модели, Мы - только копии с живых оригиналов. Но - поставь в любую позу, Положи да посади, И сравненье в нашу пользу: Манекены впереди! Нам хоть Омск, хоть Ленинград, Хоть пустыня Гоби, - Мы не требуем зарплат, Пенсий и надгробий. Мы - манекены, мы - без крови и без кожи, У нас есть головы, но с ватными мозгами. И многим кажется - мы на людей похожи. Но сходство внешнее, по счастью, между нами. Мы выносливей, и где-то Мы - надежней, в этом суть, Элегантнее одеты И приветливей чуть-чуть. И на всех сидит наряд В тютельку и в точку, Мы стоим шеренгой в ряд Локоть к локоточку. Пред нами толпы суетятся и толкутся, Под самым носом торг ведут, шуршат деньгами, Но манекены никогда не продаются. Они смеются бутафорскими зубами. В нашем детстве нас любили Без носов и без ушей, - Нас детишки в ванне мыли В виде кукол-голышей. В детстве людям мы нужны, Но, когда взрослеем, Без одежды мы цены Вовсе не имеем. Зато мы многого себе не позволяем: Прогулов, ругани и склок, болезней мнимых, Спиртных напитков в перерыв не распиваем, План не срываем и не пишем анонимок. Мы спокойней суперменов - Если где-нибудь горит, В "01" из манекенов Ни один не позвонит. Не кричим и не бузим, Даже не деремся. Унеси весь магазин - Мы не шелохнемся. И наши спаянные дружбой коллективы Почти не ведают ни спадов, ни накалов. Жаль, допускают все же промахи и срывы Плохие копии живых оригиналов. Посмотрите на витрины: На подбор - все, как один, Настоящие мужчины, Квинтэссенции мужчин - На любой на вкус, на цвет, На любой оттенок... Да и женщин в мире нет Лучше манекенок! 1972-1973 x x x
Спасибо вам, мои корреспонденты, Все те, кому ответить я не смог, Рабочие, узбеки и студенты, Все, кто писал мне письма - дай вам Бог, Дай Бог вам жизни две, И друга одного, И света в голове, И доброго всего! Найдя стократно вытертые ленты, Вы хрип мой разбирал по слогам, Так дай же Бог, мои корреспонденты, И сил в руках, да и удачи вам! Вот пишут: голос мой не одинаков - То хриплый, то надрывный, то глухой... И просит население бараков: "Володя! Ты не пой за упокой!" Но что поделать, я - и впрямь не звонок: Звенят другие, я - хриплю слова. Обилие некачественных пленок Вредит мне даже больше, чем молва. Вот спрашивают: "Попадал ли в плен ты?" Нет, не бывал - не воевал ни дня. Спасибо вам, мои корреспонденты, Что вы неверно поняли меня! Друзья мои, - жаль, что не боевые, - От моря, от станка и от сохи, Спасибо вам за присланные злые И даже неудачные стихи. Вот я читаю: "Вышел ты из моды. Сгинь, сатана, изыди, хриплый бес! Как глупо, что не месяцы, а годы Тебя превозносили до небес!" Еще письмо: "Вы умерли от водки?" Да, правда, умер, но потом воскрес. "А каковы доходы Ваши, все-таки?" За песню - "трешник". - "Вы же просто крез!" Ах, письма высочайшего пошиба: Идите, мол, на Темзу и на Нил!.. Спасибо, люди добрые, спасибо, Что не жалели ночи и чернил. Но только я уже бывал на Темзе, Собакою на сене восседал! Я не грублю, но отвечаю тем же. А писем до конца не дочитал. И ваши похвалы и комплименты, Авансы мне - не отфутболю я: От ваших строк, мои корреспонденты, Прямеет путь и сохнет колея. Сержанты, моряки, интеллигенты, Простите, что не каждому ответ, - Я вам пишу, мои корреспонденты, Ночами песни вот уж десять лет. 1972 Я к вам пишу
Я вам мозги не пудрю - Уже не тот завод: В меня стрелял поутру Из ружей целый взвод. За что мне эта злая, Нелепая стезя - Не то чтобы не знаю, - Рассказывать нельзя. Мой командир меня почти что спас, Но кто-то на расстреле настоял... И взвод отлично выполнил приказ, - Но был один, который не стрелял. Судьба моя лихая Давно наперекос: Однажды языка я Добыл, да не донес, - И особист Суэтин, Неутомимый наш, Еще тогда приметил И взял на карандаш. Он выволок на свет и приволок Подколотый, подшитый материал... Никто поделать ничего не смог. Нет - смог один, который не стрелял. Рука упала в пропасть С дурацким криком "Пли!" - И залп мне выдал пропуск В ту сторону земли. Но слышу: "Жив, зараза, - Тащите в медсанбат. Расстреливать два раза Уставы не велят". А врач потом все цокал языком И, удивляясь, пули удалял, - А я в бреду беседовал тайком С тем пареньком, который не стрелял. Я раны, как собака, - Лизал, а не лечил; В госпиталях, однако, - В большом почете был. Ходил в меня влюбленный Весь слабый женский пол: "Эй ты, недостреленный, Давай-ка на укол!" Наш батальон геройствовал в Крыму, И я туда глюкозу посылал - Чтоб было слаще воевать ему, Кому? Тому, который не стрелял. Я пил чаек из блюдца, Со спиртиком бывал... Мне не пришлось загнуться, И я довоевал. В свой полк определили, - "Воюй! - сказал комбат. - А что недострелили - Так я не виноват". Я очень рад был - но, присев у пня, Я выл белугой и судьбину клял: Немецкий снайпер дострелил меня, - Убив того, который не стрелял. 1972 Тот, который не стрелял
Владимир Высоцкий. 1973 год
Я при жизни был рослым и стройным, Не боялся ни слова, ни пули И в привычные рамки не лез, - Но с тех пор, как считаюсь покойным, Охромили меня и согнули, К пьедесталу прибив "Ахиллес". Не стряхнуть мне гранитного мяса И не вытащить из постамента Ахиллесову эту пяту, И железные ребра каркаса Мертво схвачены слоем цемента, - Только судороги по хребту. Я хвалился косою саженью - Нате смерьте! - Я не знал, что подвергнусь суженью После смерти, - Но в обычные рамки я всажен - На спор вбили, А косую неровную сажень - Распрямили. И с меня, когда взял я да умер, Живо маску посмертную сняли Расторопные члены семьи, - И не знаю, кто их надоумил, - Только с гипса вчистую стесали Азиатские скулы мои. Мне такое не мнилось, не снилось, И считал я, что мне не грозило Оказаться всех мертвых мертвей, - Но поверхность на слепке лоснилась, И могильною скукой сквозило Из беззубой улыбки моей. Я при жизни не клал тем, кто хищный, В пасти палец, Подходившие с меркой обычной - Опасались, - Но по снятии маски посмертной - Тут же в ванной - Гробовщик подошел ко мне с меркой Деревянной... А потом, по прошествии года, - Как венец моего исправленья - Крепко сбитый литой монумент При огромном скопленье народа Открывали под бодрое пенье, - Под мое - с намагниченных лент. Тишина надо мной раскололась - Из динамиков хлынули звуки, С крыш ударил направленный свет, - Мой отчаяньем сорванный голос Современные средства науки Превратили в приятный фальцет. Я немел, в покрывало упрятан, - Все там будем! - Я орал в то же время кастратом В уши людям. Саван сдернули - как я обужен, - Нате смерьте! - Неужели такой я вам нужен После смерти?! Командора шаги злы и гулки. Я решил: как во времени оном - Не пройтись ли, по плитам звеня? - И шарахнулись толпы в проулки, Когда вырвал я ногу со стоном И осыпались камни с меня. Накренился я - гол, безобразен, - Но и падая - вылез из кожи, Дотянулся железной клюкой, - И, когда уже грохнулся наземь, Из разодранных рупоров все же Прохрипел я похоже: "Живой!" И паденье меня и согнуло, И сломало, Но торчат мои острые скулы Из металла! Не сумел я, как было угодно - Шито-крыто. Я, напротив, - ушел всенародно Из гранита. 1973 Памятник
Как по Волге-матушке, по реке-кормилице - Все суда с товарами, струги да ладьи, - И не надорвалася, и не притомилася: Ноша не тяжелая - корабли свои. Вниз по Волге плавая, Прохожу пороги я И гляжу на правые Берега пологие: Там камыш шевелится, Поперек ломается, - Справа - берег стелется, Слева - поднимается. Волга песни слышала хлеще, чем "Дубинушка", - Вся вода исхлестана пулями врагов, - И плыла по Матушке наша кровь-кровинушка, Стыла бурой пеною возле берегов. Долго в воды пресные Лили слезы строгие Берега отвесные, Берега пологие - Плакали, измызганы Острыми подковами, Но теперь зализаны Эти раны волнами. Что-то с вами сделалось, города старинные, В коих - стены древние, на холмах кремли, - Словно пробудилися молодцы былинные И - числом несметные - встали из земли. Лапами грабастая, Корабли стараются - Тянут баржи с Каспия, Тянут - надрываются, Тянут - не оглянутся, - И на версты многие За крутыми тянутся Берега пологие. 1973 Песня о Волге
"Мест не хватит, уж больно вы ловки! Ну откуда такие взялись? Что вы прете?" - "Да мы по путевке". "По путевке? Пожалуйста, плиз! Вы ж не туристы и не иностранцы, Вам не проникнуть на наш пароход. Что у вас?" - "Песни и новые танцы. Этим товарам нельзя залежаться - Столько людей с нетерпеньем их ждет!" "Ну куда вы спешите? Ей-богу, Словно зельем каким опились!" "Мне местечко заказывал Гоголь..." "Сам Максимыч? Пожалуйста, плиз! Вы ж не туристы и не иностранцы, Вам не проникнуть на наш пароход. Что у вас?" - "Песни и новые танцы. Этим товарам нельзя залежаться - Столько людей с нетерпеньем их ждет!" Мест не будет, броня остается: Ожидается важный турист". "Для рабочего класса найдется?" "Это точно! Пожалуйста, плиз! Вы ж не туристы и не иностранцы, Вам не проникнуть на наш пароход. Что у вас?" - "Песни и новые танцы. Этим товарам нельзя залежаться - Столько людей с нетерпеньем их ждет!" "Нет названья для вашей прослойки, Зря вы, барышни, здесь собрались". "Для крестьянства остались две койки?" "Есть крестьянство! Пожалуйста, плиз! Вы ж не туристы и не иностранцы, Вам не проникнуть на наш пароход. Что у вас?" - "Песни и новые танцы. Этим товарам нельзя залежаться - Столько людей с нетерпеньем их ждет!" Это шутке подобно - без шуток Песни, танцы в пути задержать! Без еды проживешь сорок суток, А без музыки - вряд ли и пять. Вы ж не туристы и не иностранцы, Вам не проникнуть на наш пароход. Что у вас?" - "Песни и новые танцы. Этим товарам нельзя залежаться - Столько людей с нетерпеньем их ждет!" "Вот народ упрямый - все с нахрапу! Ладно, лезьте прямо вверх по трапу. С вами будет веселее путь - И Лучше с музыкой тонуть. 1973 Посадка
Я на виду - и действием и взглядом, Я выдаю присутствие свое. Нат Пинкертон и Шерлок Холмс - старье! Спокойно спите, люди: Гусев - рядом. Мой метод прост - сажусь на хвост и не слезаю. Преступник - это на здоровом теле прыщик, И я мерзавцу о себе напоминаю: Я - здесь, я - вот он, на то я - сыщик! Волнуются преступнички, Что сыщик не безлик, И оставляют, субчики, Следочки а приступочке, Шифровочки на тумбочке, - Достаточно улик! Работу стою по системе четкой, Я не скрываюсь, не слежу тайком, И пострадавший будет с кошельком, Ну а преступник будет за решеткой. Идет преступник на отчаянные трюки, Ничем не брезгует - на подкуп тратит тыщи, Но я ему - уже заламываю руки: Я - здесь, я - вот он, на то я - сыщик! Волнуются преступнички, Что сыщик не безлик, И оставляют, субчики, Следочки а приступочке, Шифровочки на тумбочке, - Достаточно улик! Вот я иду уверенной походкой. Пусть знает враг - я в план его проник. Конец один: преступник - за решеткой, Его сам Гусев взял за воротник. 1973 Куплеты Гусева
Спи, дитя! Май беби, бай! Много сил скопи. Ду ю вонт ту слип? - Отдыхай, Улыбнись и спи! Колыбельной заглушен Посторонний гул. Пусть тебе приснится сон, Что весь мир уснул. Мир внизу, а ты над ним В сладком сне паришь. Вот Москва, древний Рим И ночной Париж... И с тобою в унисон Голоса поют. Правда, это только сон, А во сне - растут. Может быть, - все может быть! - Ты когда-нибудь Наяву повторить Сможешь этот путь. Над землею полетишь Выше крыш и крон... А пока ты крепко спишь - Досмотри свой сон. 1973 Колыбельная Хопкинсона
Дорога сломала степь напополам, И неясно - где конец пути. По дороге мы идем по разным сторонам И не можем ее перейти. Сколько зим этот путь продлится? Кто-то должен рискнуть, решиться! Надо нам поговорить - перекресток недалек, Перейди, если мне невдомек. Дорога, дорога поперек земли - Поперек судьбы глубокий след. Многие уже себе попутчиков нашли Ненадолго, а спутников - нет. Промелькнет как беда ухмылка, Разведет навсегда развилка... Где же нужные слова, кто же первый их найдет? Я опять прозевал переход. Река - избавленье послано двоим, Стоит только руку протянуть... Но опять, опять на разных палубах стоим, Подскажите же нам что-нибудь! Волжский ветер хмельной и вязкий, Шепчет в уши одной подсказкой: "Время мало, торопись и не жди конца пути". Кто же первый рискнет перейти? 1973 Дуэт разлученных
Все, что тривиально, И все, что банально, Что равно- и прямопропорционально - Все это корежит чечетка, калечит, Нам нервы тревожит: чет-нечет, чет-нечет. В забитые уши врывается четко, В сонливые души лихая чечетка. В чечеточный спринт не берем тех, кто сыт, мы. Чет-нечет, чет-нечет, ломаются ритмы. Брэк! Барабан, тамтам, трещотка, Где полагается - там чечетка. Брак не встречается. Темп рвет-мечет. Брэк! Чет-нечет! Жжет нам подошвы, потолок трепещет. Чет- нечет! Эй, кто там грозит мне? Эй, кто мне перечит? В замедленном ритме о чем-то лепечет? Сейчас перестанет - его изувечит Ритмический танец, чет-нечет, чет-нечет! Кровь гонит по жилам не крепкая водка - Всех заворожила шальная чечетка. Замолкни, гитара! Мурашки до жути! На чет - два удара, и чем черт не шутит! Брэк! Барабан, тамтам, трещотка, Где полагается - там чечетка. Брак не встречается. Темп рвет-мечет. Брэк! Чет-нечет! Жжет нам подошвы, потолок трепещет. Чет- нечет! Спасайся, кто может! А кто обезножит - Утешься: твой час в ритме правильном прожит. Под брэк, человече, расправятся плечи, И сон обеспечит чет-нечет, чет-нечет. Изменится ваша осанка, походка. Вам тоже, папаша, полезна чечетка! Не против кадрили мы проголосуем, Но в пику могиле чечетку станцуем. Брэк! Барабан, тамтам, трещотка, Где полагается - там чечетка. Брак не встречается. Темп рвет-мечет. Брэк! Чет-нечет! Жжет нам подошвы, потолок трепещет. Чет- нечет! 1973 Че-чет-ка
Реет над темно-синей волной неприметная стайка, Грустно, но у меня в этой стае попутчиков нет, Низко лечу, отдельно от всех, одинокая чайка, И скользит подо мной Спутник преданный мой - белый мой силуэт. Но слабеет, слабеет крыло, Я снижаюсь все ниже и ниже, Я уже отраженья не вижу - Море тиною заволокло. Неужели никто не придет, Чтобы рядом лететь с белой птицей? Неужели никто не решится? Неужели никто не спасет? Силы оставят тело мое, и в соленую пыль я Брошу свой обессиленный и исстрадавшийся труп... Крылья уже над самой водой, мои бедные крылья! Ветер ветреный, злой Лишь играет со мной, беспощаден и груб. Неужели никто не придет, Чтобы рядом лететь с белой птицей? Неужели никто не решится? Неужели никто не спасет? Бьется сердце под левым плечом, Я спускаюсь все ниже и ниже, Но уже и спасителя вижу - Это ангел с заветным ключом. Ветер, скрипач безумный, пропой на прощанье сыграй нам! Скоро погаснет солнце и спутник мой станет незрим, Чайка влетит в пучину навек к неразгаданным тайнам. Я в себе растворюсь, Я навеки сольюсь с силуэтом своим. Но слабеет, слабеет крыло, Я снижаюсь все ниже и ниже, Я уже отраженья не вижу - Море тиною заволокло. Бьется сердце под левым плечом, Я спускаюсь все ниже и ниже, Но уже и спасителя вижу - Это ангел с заветным ключом. Рядом летит невидимо он, незаметно, но - рядом, Вместе В волшебном тихом гнездовье отыщем жилье. Больше к холодной мутной воде мне снижаться не надо: Мы вдвоем, нет причин Мне искать средь пучин отраженье свое. 1973 Романс мисс Ребус
"Богиня! Афродита! Или что-то в этом роде... Ах, жизнь моя разбита! Прямо здесь, на пароходе. Склоню от восхищения Пред красотой такою Дрожащие колени я С дрожащей головою". "Ну что он ходит как тень, Твердит одну дребедень..." "Возьми себе мое трепещущее сердце!" "Нас не возьмешь на авось! На кой мне сердце сдалось?" "...Тогда экзотику и страсти де ла Перца". "Какая де ла Перца? Да о чем вы говорите? Богиню надо вам? - Так и идите к Афродите. Вас тянет на эротику - Тогда сидите дома. А кто это - экзотика? Я с нею не знакома!" "Я вас, синьора, зову В волшебный сон наяву И предлагаю состояние и сердце. Пойдем навстречу мечтам!" "А кем вы служите там?" "Я - вице-консул Мигуэлло де ла Перца". "Я не бегу от факта, Только вот какое дело: Я с консулам как-то Раньше дела не имела. А вдруг не пустят в капстрану И вынесут решенье: Послать куда подальше - ну А консула в три шеи..." "Не сомневайтесь, мадам! Я всех продам, все отдам, И распахнется перед вами рая дверца. Я вас одену, мадам, Почти как Еву Адам В стране волшебной Мигуэлло де ла Перца". "Вы милый, но пройдоха! А меня принарядите - И будет просто плохо Этой вашей Афродите. Но я не верю посулам: Я брошу все на свете - А вдруг жена у консула, И - даже хуже! - дети?" "Ах, что вы, милая мисс!.." "Но-но, спокойно! Уймись!" "Я напишу для вас симфонию и скерцо! Удача вас родила..." "Ах черт! Была не была! Валяйте! Едем в Мигуэллу де ла Перца". 1973 Дуэт Шуры и Ливеровского
Я бодрствую, но вещий сон мне снится. Пилюли пью - надеюсь, что усну. Не привыкать глотать мне горькую слюну: Организации, инстанции и лица Мне объявили явную войну - За то, что я нарушил тишину, За то, что я хриплю на всю страну, Затем, чтоб доказать - я в колесе не спица, За то, что мне неймется, за то, что мне не спится, За то, что в передачах заграница Передает блатную старину, Считая своим долгом извиниться: "Мы сами, без согласья..." - Ну и ну! За что еще? Быть может, за жену - Что, мол, не мог на нашей подданной жениться, Что, мол, упрямо лезу в капстрану И очень не хочу идти ко дну, Что песню написал, и не одну, Про то, как мы когда-то били фрица, Про рядового, что на дзот валится, А сам - ни сном ни духом про войну. Кричат, что я у них украл луну И что-нибудь еще украсть не премину. И небылица догоняет небылица. Не спится мне... Ну, как же мне не спиться! Не, не сопьюсь, - я руку протяну И завещание крестом перечеркну, И сам я не забуду осениться, И песню напишу, и не одну, И в песне я кого-то прокляну, Но в пояс не забуду поклониться Всем тем, кто написал, чтоб я не смел ложиться! Пусть даже горькую пилюлю заглотну. 1973 x x x
Хорошо, что за ревом не слышалось звука, Что с позором своим был один на один: Я замешкался возле открытого люка - И забыл пристегнуть карабин. Мой инструктор помог - и коленом пинок - Перейти этой слабости грань: За обычное наше: "Смелее, сынок!" Принял я его сонную брань. И оборвали крик мой, И обожгли мне щеки Холодной острой бритвой Восходящие потоки. И звук обратно в печень мне Вогнали вновь на вдохе Веселые, беспечные Воздушные потоки. Я попал к ним в умелые, цепкие руки: Мнут, швыряют меня - что хотят, то творят! И с готовностью я сумасшедшие трюки Выполняю шутя - все подряд. И обрывали крик мой, И выбривали щеки Холодной острой бритвой Восходящие потоки. И кровь вгоняли в печень мне, Упруги и жестоки, Невидимые встречные Воздушные потоки. Но рванул я кольцо на одном вдохновенье, Как рубаху от ворота или чеку. Это было в случайном свободном паденье - Восемнадцать недолгих секунд. А теперь - некрасив я, горбат с двух сторон, В каждом горбе - спасительный шелк. Я на цель устремлен и влюблен, и влюблен В затяжной, неслучайный прыжок! И обрывают крик мой, И выбривают щеки Холодной острой бритвой Восходящие потоки. И проникают в печень мне На выдохе и вдохе Бездушные и вечные Воздушные потоки. Беспримерный прыжок из глубин стратосферы - По сигналу "Пошел!" я шагнул в никуда, - За невидимой тенью безликой химеры, За свободным паденьем - айда! Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму, Хоть условья паденья не те. Но и падать свободно нельзя - потому, Что мы падаем не в пустоте. И обрывают крик мой, И выбривают щеки Холодной острой бритвой Восходящие потоки. На мне мешки заплечные, Встречаю - руки в боки - Прямые, безупречные Воздушные потоки. Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно: "Не тяни за кольцо - скоро легкость придет..." До земли триста метров - сейчас будет поздно! Ветер врет, обязательно врет! Стропы рвут меня вверх, выстрел купола - стоп! И - как не было этих минут. Нет свободных падений с высот, но зато Есть свобода раскрыть парашют! Мне охлаждают щеки И открывают веки - Исполнены потоки Забот о человеке! Глазею ввысь печально я - Там звезды одиноки - И пью горизонтальные Воздушные потоки. 1973 Воздушные потоки
- Ой, Вань, гляди, какие клоуны! Рот - хоть завязочки пришей... Ой, до чего, Вань, размалеваны, И голос - как у алкашей! А тот похож - нет, правда, Вань, - На шурина - такая ж пьянь. Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь, - Я - вправду, Вань! - Послушай, Зин, не трогай шурина: Какой ни есть, а он - родня, - Сама намазана, прокурена - Гляди, дождешься у меня! А чем болтать - взяла бы, Зин, В антракт сгоняла в магазин... Что, не пойдешь? Ну, я - один, - Подвинься, Зин!.. - Ой, Вань, гляди, какие карлики! В джерси одеты, не в шевьет, - На нашей пятой швейной фабрике Такое вряд ли кто пошьет. А у тебя, ей-богу, Вань, Ну все друзья - такая рвань И пьют всегда в такую рань Такую дрянь! - Мои друзья - хоть не в болонии, Зато не тащат из семьи, - А гадость пьют - из экономии: Хоть поутру - да на свои! А у тебя самой-то, Зин, Приятель был с завода шин, Так тот - вообще хлебал бензин, - Ты вспомни, Зин!.. - Ой, Вань, гляди-кось - попугайчики! Нет, я, ей-богу, закричу!.. А это кто в короткой маечке? Я, Вань, такую же хочу. В конце квартала - правда, Вань, - Ты мне такую же сваргань... Ну что "отстань", опять "отстань", Обидно, Вань! - Уж ты б, Зин, лучше помолчала бы - Накрылась премия в квартал! Кто мне писал на службу жалобы? Не ты?! Да я же их читал! К тому же эту майку, Зин, Тебе напяль - позор один. Тебе шитья пойдет аршин - Где деньги, Зин?.. - Ой, Вань, умру от акробатиков! Гляди, как вертится, нахал! Завцеха наш - товарищ Сатиков - Недавно в клубе так скакал. А ты придешь домой, Иван, Поешь и сразу - на диван, Иль, вон, кричишь, когда не пьян.. Ты что, Иван? - Ты, Зин, на грубость нарываешься, Все, Зин, обидеть норовишь! Тут за день так накувыркаешься... Придешь домой - там ты сидишь! Ну, и меня, конечно, Зин, Все время тянет в магазин, - А там - друзья... Ведь я же, Зин, Не пью один! 1973 Диалог у телевизора
Я из дела ушел, из такого хорошего дела! Ничего не унес - отвалился в чем мать родила, - Не затем, что приспичило мне, - просто время приспело, Из-за синей горы понагнало другие дела. Мы многое из книжек узнаем, А истины передают изустно: "Пророков нет в отечестве своем", - Но и в других отечествах - не густо. Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю Получили лишь те, кому я б ее отдал и так. Я по скользкому полу иду, каблуки канифолю, Подымаюсь по лестнице и прохожу на чердак. Пророков нет - не сыщешь днем с огнем, - Ушли и Магомет, и Заратустра. Пророков нет в отечестве своем, - Но и в других отечествах - не густо. А внизу говорят - от добра ли, от зла ли, не знаю: "Хорошо, что ушел, - без него стало дело верней!" Паутину в углу с образов я ногтями сдираю, Тороплюсь - потому что за домом седлают коней. Открылся лик - я стал к нему лицом, И он поведал мне светло и грустно: "Пророков нет в отечестве своем, - Но и в других отечествах - не густо". Я влетаю в седло, я врастаю в седло - тело в тело, - Конь падет подо мной - я уже закусил удила! Я из дела ушел, из такого хорошего дела: Из-за синей горы понагнало другие дела. Скачу - хрустят колосья под конем, Но ясно различаю из-за хруста: "Пророков нет в отечестве своем, - Но и в других отечествах - не густо". 1973 Я из дела ушел
I. * * * Ожидание длилось, а проводы были недолги - Пожелали друзья: "В добрый путь! Чтобы все - без помех!" - И четыре страны предо мной расстелили дороги, И четыре границы шлагбаумы подняли вверх. Тени голых берез добровольно легли под колеса, Залоснилось шоссе и штыком заострилось вдали. Вечный смертник - комар - разбивался у самого носа, Лобовое стекло превращая в картину Дали. Сколько смелых мазков на причудливом мертвом покрове! Сколько серых мозгов и комарьих раздавленных плевр! - Вот взорвался один, до отвала напившийся крови, Ярко-красным пятном завершая дорожный шедевр. И сумбурные мысли, лениво стучавшие в темя, Устремились в пробой - ну, попробуй-ка, останови! И в машину ко мне постучало просительно время - Я впустил это время, замешанное на крови. И сейчас же в кабину глаза сквозь бинты заглянули И спросили: "Куда ты? На запад? Вертайся назад!" Я ответить не смог: по обшивке царапнули пули. Я услышал: "Ложись! Берегись! Проскочили! Бомбят!" Этот первый налет оказался не так чтобы очень: Схоронили кого-то, прикрыв его кипой газет, Вышли чьи-то фигуры назад на шоссе из обочин, Как лет тридцать спустя - на машину мою поглазеть. И исчезло шоссе - мой единственный верный фарватер, Только - елей стволы без обрубленных минами крон. Бестелесный поток обтекал не спеша радиатор. Я за сутки пути не продвинулся ни на микрон. Я уснул за рулем: я давно разомлел от зевоты. Ущипнуть себя за ухо или глаза протереть? В кресле рядом с собой я увидел сержанта пехоты: "Ишь, трофейная пакость, - сказал он. - Удобно сидеть". Мы поели с сержантом домашних котлет и редиски. Он опять удивился: откуда такое в войну? "Я, браток, - говорит, - восемь дней, как позавтракал в Минске. Ну, спасибо. Езжай! Будет время - опять загляну". Он ушел на восток со своим поредевшим отрядом. Снова мирное время пробилось ко мне сквозь броню: Это время глядело единственной женщиной рядом. И она мне сказала: "Устал? Отдохни - я сменю". Все в порядке. На месте. Мы едем к границе. Нас двое. Тридцать лет отделяет от только что виденных встреч. Вот забегали щетки - отмыли стекло лобовое. Мы увидели знаки, что призваны предостеречь. Кроме редких ухабов, ничто на войну не похоже. Только лес - молодой, да сквозь снова налипшую грязь Два огромных штыка полоснули морозом по коже Остриями - по-мирному - кверху, а не накренясь. Здесь, на трассе прямой, мне, не знавшему пуль, показалось, Что и я где-то здесь довоевывал невдалеке. Потому для меня и шоссе, словно штык, заострялось, И лохмотия свастик болтались на этом штыке... 1973 II. * * * Жил-был один чудак, Он как-то раз, весной, Сказал чуть-чуть не так - И стал невыездной. А может, что-то спел не то По молодости лет, А может, выпил два по сто С кем выпивать не след. Письмо не отправлял Простым и заказным, И не подозревал, Что стал невыездным. Да и не собирался он На выезд никуда - К друзьям лишь ездил на поклон В другие города. На сплетни он махнул Свободною рукой, - Сидел и в ус не дул Чудак невыездной. С ним вежливы - на вы! - везде Без спущенных забрал, Подписку о невыезде Никто с него не брал. Он в карточной игре Зря гнался за игрой - Всегда без козырей И вечно "без одной". И жил он по пословице: Хоть эта масть не та - Все скоро обеззлобится И встанет на места. И он пером скрипел - То злее, то добрей, - Писал себе и пел Про всяческих зверей: Что, мол, приплыл гиппопотам С Египта в Сомали - Хотел обосноваться там, Но высох на мели. И строки те прочлись Кому-то поутру - И, видимо, пришлись С утра не по нутру. Должно быть, между строк прочли, Что бегемот - не тот, Что Сомали - не Сомали, Что все наоборот. Прочли, от сих до всех Разрыв и перерыв, Закрыли это в сейф, И все - на перерыв. Чудак пил кофе натощак - Такой же заводной, - Но для кого-то был чудак Уже невыездной. Пришла пора - а то Он век бы не узнал, Что он - совсем не то, За что себя считал. И после нескольких атак, В июльский летний зной Ему сказали: "Ты, чудак, Давно невыездной!" Другой бы, может, и запил, А он - махнул рукой! Что я? Когда и Пушкин был Всю жизнь невыездной! 1973 Дорожный дневник
Шар огненный все просквозил, Все перепек, перепалил - И, как груженый лимузин, За полдень он перевалил. Но где-то там - в зените был. Он для того и плыл туда, Другие головы кружил, Сжигал другие города. Еще асфальт не растопило И не позолотило крыш, Еще светило солнце лишь В одну худую светосилу, Еще стыдились нищеты Поля без всходов, лес без тени, Еще тумана лоскуты Ложились сыростью в колени, Но диск на тонкую черту От горизонта отделило. Меня же фраза посетила: Не ясен свет, пока светило Лишь набирает высоту! Пока гигант еще на взлете, Пока лишь начат марафон, Пока он только устремлен К зениту, к пику, к верхней ноте, Но вряд ли астроном-старик Определит: "На солнце - буря", Мы можем всласть глазеть на лик, Разинув рты и глаз не щуря. И нам, разиням, на потребу Уверенно восходит он - Зачем спешить к зениту Фебу, Ведь он один бежит по небу - Без конкурентов марафон. Но вот - зенит: глядеть противно И больно, и нельзя без слез, Но мы - очки себе на нос, И смотрим, смотрим неотрывно, Задравши головы, как псы, Все больше жмурясь, скаля зубы, И нам мерещатся усы. И мы пугаемся - грозу бы! Должно быть, древний гунн - Аттила Был тоже солнышком палим, И вот при взгляде на светило Его внезапно осенило, И он избрал похожий грим. Всем нам известные уроды (Уродам имя - легион) С доисторических времен Уроки брали у природы. Им апогеи не претили, И, глядя вверх, до слепоты Они искали на светиле Себе подобные черты. И если б ведало светило, Кому в пример встает оно, Оно б затмилось и застыло, Оно бы бег остановило Внезапно, как стоп-кадр в кино. Вон, наблюдая втихомолку Сквозь закопченное стекло, Когда особо припекло, Один узрел на лике челку. А там - другой пустился в пояс, На солнечном кровоподтеке Увидев щели узких глаз И никотиновые щеки... Взошла луна - вы крепко спите. Для вас светило тоже спит. Но где-нибудь оно - в зените. (Круговорот, как ни пляшите!) И там палит, и там слепит... 1973 III. Пятна на солнце
Как во городе во главном, Как известно - златоглавом, В белокаменных палатах, Знаменитых на весь свет, Воплотители эпохи, Лицедеи-скоморохи, - У кого дела не плохи, - Собирались на банкет. Для веселья есть причина: Ну, во-первых - дармовщина, Во-вторых - любой мужчина Может даму пригласить, И, потискав даму ону, По салону весть к балкону И без денег - по талону - Напоить... и закусить. И стоят в дверном проеме На великом том приеме На дежурстве и на стреме Тридцать три богатыря. Им потеха - где шумиха, Там ребята эти лихо Крутят рученьки, но - тихо, Ничего не говоря. Но ханыга, прощелыга, Забулдыга и сквалыга От монгольского от ига К нам в наследство перешли, И они входящим - в спину Хором, враз: "Даешь Мазину! Дармовую лососину! И Мишеля Пиколи!" ...В кабаке старинном "Каме" Парень кушал с мужиками. Все ворочали мозгами - Кто хорош, а кто и плох. А когда кабак закрыли, Все решили: не допили. И трезвейшего снабдили, Чтоб чего-то приволок. Парень этот для начала Чуть пошастал у вокзала, - Там милиция терзала Сердобольных шоферов, Он рванул тогда накатом К белокаменным палатам Прямо в лапы к тем ребятам - По мосту, что через ров. Под дверьми все непролазней (Как у Лобного на казни, И толпа все безобразней - Вся колышется, гудет...), Не прорвешься, хоть ты тресни! Но узнал один ровесник: "Это тот, который песни... Пропустите, пусть идет!" "Не толкайте, не подвинусь, - Думал он, - а вдруг на вынос Не дадут, вот будет минус!.." Ах! Красотка на пути! - Но Ивану не до крали, - Лишь бы только торговали, Лишь бы дали, лишь бы дали! Время - два без десяти. У буфета все нехитро: "Пять "четверок", два пол-литра! Эй! Мамаша! Что сердита? Сдачи можешь не давать!.." Повернулся, а средь зала Краля эта танцевала! Вся блестела, вся сияла, Как звезда - ни дать, ни взять! И упали из подмышек Две больших и пять малышек (Жалко, жалко ребятишек, Очень жаждущих в беде), И осколки, как из улья, Разлетелись - и под стулья... А пред ним мелькала тулья Золотая на звезде. Он за воздухом к балконам - Поздно! Вырвались со звоном И из сердца по салонам Покатились клапана... И назло другим принцессам, Та - взглянула с интересом, Хоть она, - писала пресса, - Хороша, но холодна. Одуревшие от рвенья, Рвались к месту преступленья Люди плотного сложенья, Засучивши рукава. Но не сделалось скандала, Все вокруг затанцевало, - Знать, скандала не желала Предрассветная Москва. И заморские ехидны Говорили: "Ах, как стыдно! Это просто несолидно, Глупо так себя держать!.." Только негр на эту новость Укусил себя за ноготь, - В Конго принято, должно быть, Так восторги выражать. ...Оказал ему услугу И оркестр с перепугу, И толкнуло их друг к другу - Говорят, что сквозняком, И ушли они, не тронув Любопытных микрофонов, Так как не было талонов Спрыснуть встречу коньяком. Говорят, живут же люди В этом самом Голливуде И в Париже... Но - не будем, Пусть болтают куркули! Кстати, те, с кем был я в "Каме", Оказались мужиками - Не махали кулаками, Улыбнулись и ушли. ...И пошли летать в столице Нежилые небылицы - Молодицы, не девицы - Словно деньгами сорят; В подворотнях, где потише, И в мансардах, возле крыши, И в местах еще повыше Разговоры говорят. 1973 V. * * * М.В. Люблю тебя сейчас Не тайно - напоказ. Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю. Навзрыд или смеясь, Но я люблю сейчас, А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю. В прошедшем "я любил" - Печальнее могил, - Все нежное во мне бескрылит и стреножит, Хотя поэт поэтов говорил: "Я вас любил, любовь еще, быть может..." Так говорят о брошенном, отцветшем - И в этом жалость есть и снисходительность, Как к свергнутому с трона королю. Есть в этом сожаленье об ушедшем Стремленьи, где утеряна стремительность, И как бы недоверье к "я люблю". Люблю тебя теперь Без мер и без потерь, Мой век стоит сейчас - Я вен не перережу! Во время, в продолжение, теперь Я прошлым не дышу и будущим не брежу. Приду и вброд, и вплавь К тебе - хоть обезглавь! - С цепями на ногах и с гирями по пуду. Ты только по ошибке не заставь, Чтоб после "я люблю" добавил я, что "буду". Есть горечь в этом "буду", как ни странно, Подделанная подпись, червоточина И лаз для отступленья, про запас, Бесцветный яд на самом дне стакана. И словно настоящему пощечина - Сомненье в том, что "я люблю" - сейчас. Смотрю французский сон С обилием времен, Где в будущем - не так, и в прошлом - по-другому. К позорному столбу я пригвожден, К барьеру вызван я языковому. Ах, разность в языках! Не положенье - крах. Но выход мы вдвоем поищем и обрящем. Люблю тебя и в сложных временах - И в будущем, и в прошлом настоящем!.. 1973 IV. Сказочная история
Ах, дороги узкие - Вкось, наперерез! Версты белорусские С ухабами и без. Но как орехи грецкие, Щелкаю я их. Ох, говорят, немецкие - Гладко, напрямик. Там, говорят, дороги - ряда по три, И нет табличек с "Ахтунг!" или "Хальт!" Ну что же - мы прокатимся, посмотрим, Понюхаем не порох, а асфальт. Горочки пологие: Я их - щелк да щелк! Но в душе, как в логове, Затаился волк. Ату, колеса гончие! Целюсь под обрез, - И с волком этим кончу я На отметке "Брест". Я там напьюсь водички из колодца И покажу отметки в паспортах. Потом мне пограничник улыбнется, Узнав, должно быть, - или просто так. После всякой зауми (Вроде: "Кто таков?") - Как взвились шлагбаумы Вверх до облаков! Лишь взял товарищ в кителе Снимок для жены - И... только нас и видели С нашей стороны! Я попаду в Париж, в Варшаву, в Ниццу. Они - рукой подать: наискосок. Так я впервые пересек границу - И чьи-то там сомненья пересек. Ах, дороги скользкие - Вот и ваш черед! Деревеньки польские - Стрелочки вперед. Телеги под навесами, Булыжник - чешуя. По-польски - ни бельмеса мы: Ни жена, ни я. Потосковав о ломте, о стакане, Затормозили где-то наугад И я сказал по-русски: "Прошу, пани!" И получилось точно и впопад. Ах, еда дорожная Из немногих блюд! Ем неосторожно я Все, что подают. А напоследок - сладкое, Стало быть: кончай! И на их хербатку я Дую, как на чай. А панночка пощелкала на счетах (Все, ка у нас! - Зачем туристы врут?), - И я, прикинув разницу валют, Ей отсчитал - не помню, сколько злотых - И проворчал: "По божески дерут". Где же песни-здравицы? Ну-ка подавай! Польские красавицы - Для туристов рай? А вона на поляночке - Души нараспах, - Веселились панночки С граблями в руках. "Да, побывала Польша в самом пекле! - Сказал старик и лошадей распряг, - Красавицы полячки не поблекли, А сгинули в немецких лагерях". Лемех вглубь въедается В землю, как каблук, - Пепел попадается До сих пор под плуг. Память вдруг разрытая, - Не живой укор: Жизни недожитые - Для колосьев корм. В моем мозгу, который вдруг сдавило Как обручем (но так его, дави!), Варшавское восстание кровило, Захлебываясь в собственной крови. Дрались худо, бедно ли, А наши корпуса В пригороде медлили Целых два часа. В марш-бросок, в атаку ли Рвались, как один, И танкисты плакали На броню машин. Военный эпизод - давно преданье, В историю ушел, порос быльем. Но не забыто это опозданье, Коль скоро мы заспорили о нем. Почему же медлили Наши корпуса? Почему обедали Эти два часа? Потому что, танками, Мокрыми от слез, Англичанам с янками Мы утерли нос. А может быть, разведка оплошала - Не доложила. Что теперь гадать! Но вот сейчас читаю я "Варшава" - И еду, и хочу не опоздать! 1973 VII. * * * Когда я отпою и отыграю, Где кончу я, на чем - не угадать. Но лишь одно, наверное, я знаю - Мне будет не хотеться умирать. Посажен на литую цепь почета, И звенья славы мне не по зубам... Зй! Кто стучит в дубовые ворота Костяшками по кованым скобам?! Ответа нет, Но там стоят, я знаю, Кому не так страшны цепные псы, - И вот над изгородью замечаю Знакомый серп отточенной косы. ...Я перетру серебряный ошейник И золотую цепь перегрызу, Перемахну забор, ворвусь в репейник, Порву бока - и выбегу в грозу! 1973 VIII. * * * Лес ушел, и обзор расширяется, Вот и здания появляются, Тени нам под колеса кидаются И остаться в живых ухитряются. Перекресточки - скорость сбрасывайте! Паны, здравствуйте! Пани, здравствуйте! И такие, кому не до братства, те Тоже здравствуйте, тоже здравствуйте! Я клоню свою голову шалую Перед Варшавою, перед Варшавою. К центру - "просто" - стремлюсь, поспешаю я, Понимаю, дивлюсь, что в Варшаве я. Вот она, многопослевоенная, Несравнимая, несравненная, - Не сравняли с землей, оглашенные, Потому она и несравненная. И порядочек здесь караулится: Указатели - скоро улица. Пред старушкой пришлось мне ссутулиться - Выясняю, чтоб не обмишулиться, А по-польски - познания хилые, А старушка мне: - Прямо, милые! - И по-прежнему засеменила и Повторяла все: - Прямо, милые... Хитрованская Речь Посполитая, Польша панская, Польша битая, Не единожды кровью умытая, На Восток и на Запад сердитая, И Варшава - мечта моя давняя, - Оскверненная, многострадальная, Перешедшая в область предания, - До свидания, до свидания... 1973 VI. Дороги... дороги...
В дорогу - живо! Или - в гроб ложись. Да! Выбор небогатый перед нами. Нас обрекли на медленную жизнь - Мы к ней для верности прикованы цепями. А кое-кто поверил второпях - Поверил без оглядки, бестолково. Но разве это жизнь - когда в цепях? Но разве это выбор - если скован? Коварна нам оказанная милость - Как зелье полоумных ворожих: Смерть от своих - за камнем притаилась, И сзади - тоже смерть, но от чужих. Душа застыла, тело затекло, И мы молчим, как подставные пешки, А в лобовое грязное стекло Глядит и скалится позор кривой усмешке. И если бы оковы разломать - Тогда бы мы и горло перегрызли Тому, кто догадался приковать Нас узами цепей к хваленой жизни. Неужто мы надеемся на что-то? А может быть, нам цель не по зубам? Зачем стучимся в райские ворота Костяшками по кованным скобам? Нам предложили выход из войны, Но вот какую заложили цену: Мы к долгой жизни приговорены Через вину, через позор, через измену! Но стоит ли и жизнь такой цены?! Дорога не окончена! Спокойно! - И в стороне от той, большой, войны Еще возможно умереть достойно. И рано нас равнять с болотной слизью - Мы гнезд себе на гнили не совьем! Мы не умрем мучительною жизнью - Мы лучше верной смертью оживем! 1973 X. * * * Мы без этих машин - словно птицы без крыл. Пуще зелья нас приворожила Пара сот лошадиных сил И, должно быть, нечистая сила. Нас обходит на трассе легко мелкота. Нам обгоны, конечно, обидны, Но мы смотрим на них свысока. Суета У подножия нашей кабины. А нам, трехосным, тяжелым на подъем, И в переносном смысле и в прямом Обычно надо позарез, И вечно времени в обрез! Оно понятно - это дальний рейс. В этих рейсах сиденье - то стол, то лежак, А напарник приходится братом. Просыпаемся на виражах - На том свете почти правым скатом. Говорят, все конечные пункты Земли Нам маячат большими деньгами, Говорят, километры длиною в рубли Расстилаются следом за нами. Не часто с душем конечный этот пункт... Моторы глушим, и - плашмя на грунт. Пусть говорят - мы за рулем За длинным гонимся рублем, Да! Это тоже! Только суть не в нем. На равнинах поем, на подъемах ревем. Шоферов нам! Еще шоферов нам, Потому что, кто только за длинным рублем, - Тот сойдет на участке неровном. Полным баком клянусь, если он не пробит, Вы, кто сядет на нашу галеру, - Приведем мы вас в божеский вид, Перетащим в шоферскую веру! Земля нам пухом, когда на ней лежим Полдня под брюхом - что-то ворожим. Мы не шагаем по росе - Все наши оси, тонны все В дугу сгибают мокрое шоссе. На колесах - наш дом, стол и кров за рулем, Это надо учитывать в сметах. Мы друг с другом расчеты ведем Крепким сном в придорожных кюветах. Чехарда длинных дней, то лучей, то теней... А в ночные часы перехода Перед нами бежит без сигнальных огней Шоферская лихая свобода. Сиди и грейся - болтает, как в седле! Без дальних рейсов нет жизни на Земле. Кто на себе поставил крест, Кто сел за руль, как под арест, - Тот не способен на далекий рейс. 1973 XI. * * * Я скачу позади на полслова На нерезвом коне, без щита. Я похож не на ратника злого, А скорее - на злого шута. Бывало, вырывался я на корпус Уверенно, как сам великий князь, Клонясь вперед, - не падая, не горбясь, А именно намеренно клонясь. Но из седла меня однажды выбили - Копьем поддели, сбоку подскакав, И надо мной, лежащим, лошадь вздыбили И надругались, плетью приласкав. Рядом всадники с гиканьем диким Копья целили в месиво тел. Ах, дурак я, что с князем великим Поравняться в осанке хотел! Теперь на поле битвы не ищите - Я отстранен от всяких ратных дел. Кольчугу унесли - я беззащитен Для зуботычин, дротиков и стрел. Зазубрен мой топор, и руки скручены. Я брошен в хлев вонючий на настил, Пожизненно до битвы недопущенный За то, что раз бестактность допустил. Назван я перед ратью двуликим - И топтать меня можно, и сечь. Но взойдет и над князем великим Окровавленный кованный меч! Встаю я, отряхаюсь от навоза, Худые руки сторожу кручу, Беру коня плохого из обоза, Кромсаю ребра - и вперед скачу! Влечу я в битву звонкую да манкую, Я не могу, чтоб это - без меня!... И поступлюсь я княжеской осанкою, И если надо - то сойду с коня. 1973 IX. Приговоренные к жизни
XII. Я не успел
Болтаюсь сам в себе, как камень в торбе, И силюсь разорваться на куски, Придав своей тоске значенье скорби, Но сохранив загадочность тоски. Свет Новый не единожды открыт, А Старый - весь разбили на квадраты. К ногам упали тайны пирамид, К чертям пошли гусары и пираты. Пришла пора всезнающих невежд, Все выстроено в стройные шеренги. За новые идеи платят деньги, И больше нет на "эврику" надежд. Все мои скалы ветры гладко выбрили, Я опоздал ломать себя на них. Все золото мое в Клондайке выбрали, Мой черный флаг в безветрии поник. Под илом сгнили сказочные струги, И могикан последних замели. Мои контрабандистские фелюги Сухие ребра сушат на мели. Висят кинжалы добрые в углу Так плотно в ножнах, что не втиснусь между. Мой плот папирусный - последнюю надежду - Волна в щепы разбила об скалу. Вон из рядов моих партнеры выбыли, У них сбылись гаданья и мечты. Все крупные очки они повыбили И за собою подожгли мосты. Азартных игр теперь наперечет, Авантюристов всех мастей и рангов. По прериям пасут домашний скот, Там кони пародируют мустангов. И состоялись все мои дуэли, Где б я почел участие за честь. Там вызвать и явиться - все успели, Все предпочли, что можно предпочесть. Спокойно обошлись без нашей помощи Все те, кто дело сделали мое. И по щекам отхлестанные сволочи Бессовестно ушли в небытие. Я не успел произнести: "К барьеру!", А я за залп в Дантеса все отдам. Что мне осталось? Разве красть химеру С туманного собора Нотр-Дам? В других веках, годах и месяцах Все женщины мои отжить успели. Позанимали все мои постели, Где б я хотел любить - и так, и в снах. Захвачены все мои одры смертные, Будь это снег, трава иль простыня. Заплаканные сестры милосердия В госпиталях обмыли не меня. Мои друзья ушли сквозь решето. Им всем досталась Лета или Прана. Естественною смертию - никто, Все противоестественно и рано. Иные жизнь закончили свою, Не осознав вины, не скинув платья. И, выкрикнув хвалу, а не проклятья, Спокойно чашу выпили сию. Другие знали, ведали и прочее... Но все они на взлете, в нужный год Отплавали, отпели, отпророчили. Я не успел, я прозевал свой взлет. 1973 (Тоска по романтике)
В заповеднике (вот в каком - забыл) Жил да был Козел - роги длинные, - Хоть с волками жил - не по-волчьи выл - Блеял песенки, да все козлиные. И пощипывал он травку, и нагуливал бока, Не услышишь от него худого слова, - Толку было с него, правда, как с козла молока, Но вреда, однако, тоже - никакого. Жил на выпасе, возле озерка, Не вторгаясь в чужие владения, - Но заметили скромного Козлика И избрали в козлы отпущения! Например, Медведь - баламут и плут - Обхамит кого-нибудь по-медвежьему, - Враз Козла найдут, приведут и бьют: По рогам ему и промеж ему... Не противился он, серенький, насилию со злом, А сносил побои весело и гордо. Сам Медведь сказал: "Робяты, я горжусь Козлом - Героическая личность, козья морда!" Берегли Козла как наследника, - Вышло даже в лесу запрещение С территории заповедника Отпускать Козла отпущения. А Козел себе все скакал козлом, Но пошаливать он стал втихимолочку: Как-то бороду завязал узлом - Из кустов назвал Волка сволочью. А когда очередное отпущенье получал - Все за то, что волки лишку откусили, - Он, как будто бы случайно, по-медвежьи зарычал, - Но внимания тогда не обратили. Пока хищники меж собой дрались, В заповеднике крепло мнение, Что дороже всех медведей и лис - Дорогой Козел отпущения! Услыхал Козел - да и стал таков: "Эй, вы, бурые, - кричит, - эй вы, пегие! Отниму у вас рацион волков И медвежие привилегии! Покажу вам "козью морду" настоящую в лесу, Распишу туда-сюда по трафарету, - Всех на роги намотаю и по кочкам разнесу, И ославлю по всему по белу свету! Не один из вас будет землю жрать, Все подохнете без прощения, - Отпускать грехи кому - это мне решать: Это я - Козел отпущения!" ...В заповеднике (вот в каком забыл) Правит бал Козел не по-прежнему: Он с волками жил - и по-волчьи взвыл, - И орет теперь по-медвежьему. 1973 XIII. Песня про козла отпущения
Один смотрел, другой орал, А третий - просто наблюдал, Как я горел, как я терял, Как я не к месту козырял. 1973 x x x
А. Галичу Штормит весь вечер, и пока Заплаты пенные летают Разорванные швы песка - Я наблюдаю свысока, Как волны головы ломают. И я сочувствую слегка Погибшим - но издалека. Я слышу хрип, и смертный стон, И ярость, что не уцелели, - Еще бы - взять такой разгон, Набраться сил, пробить заслон - И голову сломать у цели!.. И я сочувствую слегка Погибшим - но издалека. А ветер снова в гребни бьет И гривы пенные ерошит. Волна барьера не возьмет, - Ей кто-то ноги подсечет - И рухнет взмыленная лошадь. И посочувствуют слегка Погибшей ей, - издалека. Придет и мой черед вослед: Мне дуют в спину, гонят к краю. В душе - предчувствие как бред, - Что надломлю себе хребет - И тоже голову сломаю. И посочувствуют слегка - Погибшему, - издалека. Так многие сидят в веках На берегах - и наблюдают, Внимательно и зорко, как Другие рядом на камнях Хребты и головы ломают. Они сочувствуют слегка Погибшим - но издалека. 1973 x x x
В. Золотухину и Б. Можаеву Там у соседа - пир горой, И гость - солидный, налитой, Ну а хозяйка - хвост трубой - Идет к подвалам, - В замок врезаются ключи, И вынимаются харчи; И с тягой ладится в печи, И с поддувалом. А у меня - сплошные передряги: То в огороде недород, то скот падет, То печь чадит от нехорошей тяги, А то щеку на сторону ведет. Там у соседей мясо в щах - На всю деревню хруст в хрящах, И дочь - невеста, вся в прыщах, - Дозрела, значит. Смотрины, стало быть, у них - На сто рублей гостей одних, И даже тощенький жених Поет и скачет. А у меня цепные псы взбесились - Средь ночи с лая перешли на вой, И на ногах моих мозоли прохудились От топотни по комнате пустой. Ох, у соседей быстро пьют! А что не пить, когда дают? А что не петь, когда уют И не накладно? А тут, вон, баба на сносях, Гусей некормленных косяк... Но дело даже не в гусях, - А все неладно. Тут у меня постены появились, Я их гоню и так и сяк - они опять, Да в неудобном месте чирей вылез - Пора пахать, а тут - ни сесть ни встать. Сосед маленочка прислал - Он от щедрот меня позвал, - Ну, я, понятно, отказал, А он - сначала. Должно, литровую огрел - Ну и, конечно, подобрел... И я пошел - попил, поел, - Не полегчало. И посредине этого разгула Я прошептал на ухо жениху - И жениха, как будто ветром сдуло, - Невеста, вон, рыдает наверху. Сосед орет, что он - народ, Что основной закон блюдет: Что - кто не ест, тот и не пьет, - И выпил, кстати. Все сразу повскакали с мест, Но тут малец с поправкой влез: "Кто не работает - не ест, - Ты спутал, батя!" А я сидел с засаленною трешкой, Чтоб завтра гнать похмелие мое, В обнимочку с обшарпанной гармошкой - Меня и пригласили за нее. Сосед другую литру съел - И осовел, и опсовел. Он захотел, чтоб я попел, - Зря, что ль, поили?! Меня схватили за бока Два здоровенных мужика: "Играй, паскуда, пой, пока Не удавили!" Уже дошло веселие до точки, Невесту гости тискают тайком - И я запел про светлые денечки, "Когда служил на почте ямщиком". Потом у них была уха И заливные потроха, Потом поймали жениха И долго били, Потом пошли плясать в избе, Потом дрались не по злобе - И все хорошее в себе Доистребили. А я стонал в углу болотной выпью, Набычась, а потом и подбочась, - И думал я: а с кем я завтра выпью Из тех, с которыми я пью сейчас?! Наутро там всегда покой, И хлебный мякиш за щекой, И без похмелья перепой, Еды навалом, Никто не лается в сердцах, Собачка мается в сенцах, И печка - в синих изразцах И с поддувалом. А у меня - и в ясную погоду Хмарь на душе, которая горит, - Хлебаю я колодезную воду, Чиню гармошку, и жена корит. 1973 Смотрины
Песни из дискоспектакля
"Алиса в Стране Чудес"
Песня Кэрролла
Прохладным утром или в зной, С друзьями или без, Я всех отправиться за мной Зову в страну чудес. Но как? Но как в нее попасть? - вы спросите сперва, - Нам, вероятно, нужно знать волшебные слова? И нужно ль брать еду с собой и теплое белье? И сколько километров до нее? Волшебных слов не нужно знать! Приятель, не грусти! Путь недалек - не стоит собираться. В страну чудес не надо плыть, лететь или идти - В ней нужно оказаться! Согласны мокнуть под дождем? Под сказочным дождем? Или, быть может, подождем? Отложим на потом? В стране, куда я вас зову, быть может, снег и град. И сна там нет - все наяву, и нет пути назад. Не испугались? Ну, тогда мне с вами по пути! А ну-ка, сосчитайте до пяти! У нас давно сгустилась мгла - в стране чудес светлей. Все видно ясно, но не заблудитесь! Там поровну добра и зла, но доброе сильней - Вы сами убедитесь. В стране чудес не все понять Удасться самому. Но я все буду объяснять Кому-то одному. Вот девочка, и все ее Алсою зовут, - Согласна ты, дитя мое? Скорее! Все нас ждут, Закрой глаза и посмотри - кругом волшебный лес, Скажи, Алиса, - Раз, два, три, - и ты в стране чудес. Скорее к берегу греби, волшебное весло! Спеши в страну чудесного обмана! И пусть, вернувшись, скажем им: - Ах! Как нам повезло! И жаль - вернулись рано. 1973 (начальная редакция)
Этот рассказ мы с загадки начнем - Даже Алиса ответит едва ли: Что остается от сказки потом - После того, как ее рассказали? Где, например, волшебный рожок? Добрая фея куда улетела? А? Э-э! Так-то, дружок, В этом-то все и дело: Они не испаряются, они не растворяются, Рассказанные в сказке, промелькнувшие во сне, - В Страну Чудес волшебную они переселяются. Мы их, конечно, встретим в этой сказочной стране... Много неясного в странной стране - Можно запутаться и заблудиться... Даже мурашки бегут по спине, Если представить, что может случиться: Вдруг будет пропасть - и нужен прыжок? Струсишь ли сразу? Прыгнешь ли смело? А? Э-э! Так-то, дружок, В этом-то все и дело. Добро и зло в Стране Чудес, как и везде, встречаются, Но только здесь они живут на разных берегах, Здесь по дорогам разным истории скитаются, И бегают фантазии на тоненьких ногах. Ну и последнее: хочется мне, Чтобы всегда меня вы узнавали, - Буду я птицей в волшебной стране, Птица Додо - меня дети прозвали. Даже Алисе моей невдомек, Как упакуюсь я в птичее тело, А? Э-э! Так-то, дружок, В этом-то все и дело. И не такие странности в Стране Чудес случаются! В ней нет границ, не нужно плыть, бежать или лететь, Попасть туда не сложно, никому не запрещается, В ней можно оказаться - стоит только захотеть. 1973 1. Песня Кэрролла
Я странно скучаю, я просто без сил. И мысли приходят - маня, беспокоя, - Чтоб кто-то куда-то меня пригласил И там я увидела что-то такое!.. Но что именно - право, не знаю. Все советуют наперебой: "Почитай!" - Я сажусь и читаю, "Поиграй!" - Ну, я с кошкой играю, - Все равно я ужасно скучаю! Сэр! Возьмите Алису с собой! Мне так бы хотелось, хотелось бы мне Когда-нибудь, как-нибудь выйти из дому - И вдруг оказаться вверху, в глубине, Внутри и снаружи, - где все по-другому! Но что именно - право, не знаю. Все советуют наперебой: "Почитай!" - Ну, я с кошкой играю, "Поиграй!" - Я сажусь и читаю, - Все равно я ужасно скучаю! Сэр! Возьмите Алису с собой! Пусть дома поднимется переполох, И пусть наказанье грозит - я согласна, - Глаза закрываю, считаю до трех... Что будет? Что будет - волнуюсь ужасно! Но что именно - право, не знаю. Все смешалось в полуденный зной: Почитать? - Я сажусь и играю, Поиграть? - Ну, я с кошкой читаю, - Все равно я скучать ужасаю! Сэр! Возьмите Алису с собой! 1973 2. Песня Алисы
"Эй, кто там крикнул "Ай-ай-ай?" - "Ну я! Я, Кролик Белый". "Опять спешишь?" - "Прости, Додо, так много важных дел! У нас в Стране Чудес попробуй что-то не доделай... Вот и ношусь я взад-вперед, как заяц угорелый, - За два кило пути я на два метра похудел. Зачем, зачем, сограждане, зачем я Кролик - белый? Когда бы был я серым - я б не бегал, а сидел. Все ждут меня, всем нужен я - и всем визиты делай, А я не в силах отказать: я страшно мягкотелый, - Установить бы кроликам какой-нибудь предел! "Но почему дрожите вы и почему вы - белый?" "Да потому что - ай-ай-ай! - такой уж мой удел. Ах, как опаздываю я - почти что на день целый! Бегу, бегу..." - "Но говорят, он в детстве не был белый, Он опоздать боялся - и от страха поседел". 1973 3. Песня Белого Кролика
Догонит ли в воздухе - или шалишь! - Летучая кошка летучую мышь, Собака летучая кошку летучую? Зачем я себя этой глупостью мучаю! А раньше я думала, стоя над кручею: "Ах, как бы мне сделаться тучей летучею!" Ну вот! Я и стала летучею тучею, Ну вот и решаю по этому случаю: Догонит ли в воздухе - или шалишь - Летучая кошка летучую мышь?.. 1973 4. Падение Алисы
Когда провалишься сквозь землю от стыда Иль поклянешься: "Провалиться мне на месте!" - Без всяких трудностей ты попадешь сюда, А мы уж встретим по закону, честь по чести. Мы - антиподы, мы здесь живем! У нас тут анти-анти-антиорднаты. Стоим на пятках твердо мы и на своем, Кто не на пятках, те - антипяты! Но почему-то, прилетая впопыхах, На головах стоят разини и растяпы, И даже пробуют ходить на головах Антиребята, антимамы, антипапы... Мы - антиподы, мы здесь живем! У нас тут анти-анти-антиорднаты. Стоим на пятках твердо мы и на своем, Кто не на пятках, те - антипяты! 1973 5. Марш антиподов
Толстушка Мэри Энн была: Так много ела и пила, Что еле-еле проходила в двери. То прямо на ходу спала, То плакала и плакала, А то визжала, как пила, Ленивейшая в целом мире Мэри. Чтоб слопать все, для Мэри Энн Едва хватало перемен. Спала на парте Мэри Весь день по крайней мере, - В берлогах так медведи спят и сонные тетери. С ней у доски всегда беда: Ни бэ ни мэ, ни нет ни да, По сто ошибок делала в примере... Но знала Мэри Энн всегда - Кто где, кто с кем и кто куда, - Противнейшая в целом мире Мэри! Но в голове без перемен У Мэри Энн, у Мэри Энн. И если пела Мэри, То все кругом немели, - Слух музыкальный у нее - как у глухой тетери. 1973 6. Про Мэри Энн
I. * * * Все должны до одного Числа знать до цифры пять - Ну, хотя бы для того, Чтоб отметки различать. Кто-то там домой пришел, И глаза поднять боится: Это - раз, это - кол, Это - единица. За порог ступил едва, А ему - головомойка: Значит, "пара", это - два Или просто двойка. Эх, раз, еще раз, Голова одна у нас, Ну а в этой голове Уха два и мысли две. Вот и дразнится народ И смеется глухо: "Посмотрите, вот идет Голова - два уха! Голова, голова, голова - два уха!" II. * * * Хорошо смотреть вперед, Но сначала нужно знать Правильный начальный счет: Раз, два, три, четыре, пять. Отвечаешь кое-как, У доски вздыхая тяжко, И - "трояк", и "трояк" С минусом, с натяжкой. Стих читаешь наизусть, Но... чуть-чуть скороговорка, - Хлоп! - четыре, ну и пусть: Твердая четверка. Эх, раз, два, три - Побежали на пари! Обогнали "трояка" На четыре метрика. Вот четверочник бежит Быстро, легче пуха, Сзади троечник сопи, Голова - два уха, Голова, голова, голова - два уха. 7-10. Песни Алисы про цифры
До мильона далеко, Но сначала нужно знать То, что просто и легко - Раз, два, три, четыре, пять. Есть пятерка - да не та, Коль на черточку подвинусь: Ведь черта - не черта, Это просто минус. Я же минусов боюсь И исправить тороплюсь их - Зачеркну и выйдет плюс: Крестик - это плюсик. Эх, раз, еще раз! Есть пятерочка у нас. Рук - две, ног - две, Много мыслей в голове! И не дразнится народ - Не хватает духа. И никто не обзовет: "Голова - два уха! Голова, голова, голова - два уха!" III. До мильона далеко
Все должны до одного Крепко спать до цифры пять, Ну, хотя бы для того, Чтоб отмычки различать. Кто-то там домой пришел, И глаза бонять поднитца. Это - очень хорошо, Это - единица. За порог ступил едва, А ему - головопорка. Значит, вверх ногами два - Твердая пятерка. Эх, пять, три, раз, Голова один у нас, Ну а в этом голове - Рота два и уха две. С толку голову собьет Только оплеуха, На пяти ногах идет Голова - два уха! Болова, колова, долова - два уха! 1973 IV. Путаница Алисы
Слезливое море вокруг разлилось, И вот принимаю я слезную ванну, - Должно быть, по морю из собственных слез Плыву к слезовитому я океану. Растеряешься здесь поневоле - Со стихией одна на один. Может зря Проходили мы в школе, Что моря Из поваренной соли? Хоть бы льдина попалась мне, что ли, Или встретился добрый дельфин! 1973 11. В море слез
12-13. Песня Мыши
Спасите, спасите! О ужас, о ужас, - Я больше не вынырну, если нырну, Немного поплаваю, чуть поднатужусь, Но силы покинут - и я утону. Вы мне по секрету ответить смогли бы: Я - рыбная мышь или мышная рыба? Я тихо лежала в уютной норе - Читала, мечтала и ела пюре, И вдруг это море около, Как будто кот наплакал! Я в нем как мышь промокла, Продрогла, как собака. I.
Спасите, спасите! Хочу я, как прежде, В нору, на диван из сухих камышей. Здесь плавают девочки в верхней одежде, Которые очень не любят мышей. И так от лодыжек дрожу до ладошек - А мне говорят про терьеров и кошек! А вдруг кошкелот на меня нападет, Решив по ошибке, что я мышелот?! Ну вот - я зубами зацокала От холода и от страха. Я здесь как мышь промокла, Продрогла, как собака. 1973 II.
Эй вы, синегубые! Эй, холодноносые! Эй вы, стукозубые И дыбоволосые! Эй, мурашкокожие, Мерзляки, мерзлячки, Мокрые, скукоженые! Начинаем скачки! Эй, ухнем! Эй, охнем! Пусть рухнем - Зато просохнем. Все закоченелые, Слабые и хилые, Ну, как угорелые, Побежали, милые! Полуобмороженная Пестрая компания, Выполняй положеное Самосогревание! Эй, ухнем! Эй, охнем! Пусть рухнем - Зато просохнем. Выйдут все в передние - Задние и средние, Даже предпоследние Перейдут в передние: Всем передвигающимся Даже на карачках, Но вовсю старающимся - Приз положен в скачках. Эй, ухнем! Эй, охнем! Пусть рухнем - Зато просохнем. Вам не надо зимних шуб, Робин Гуси с Эдами, Коль придете к финишу С крупными победами. Мчимся, как укушенные, Весело, согласно, - И стоим, просушенные. До чего прекрасно! Ух! Встали! А впрок ли? Устали, Зато просохли. 1973 14. Странные скачки
Послушайте все - О-го-го! Э-ге-гей! - Меня, попугая, пирата морей. Родился я в тыща каком-то году, В бананово-лиановой чаще. Мой папа был папапугай какаду, Тогда еще не говорящий. Но вскоре покинул я девственный лес - Взял в плен меня страшный Фернандо Кортес, Он начал на бедного папу кричать, А папа Фернанде не мог отвечать, Не мог - не умел отвечать. И чтоб отомстить - от зари до зари Учил я три слова, всего только три, Упрямо себя заставлял: повтори Карамба, коррида и черт побери! Послушайте все - О-го-го! Э-ге-гей! - Рассказ попугая, пирата морей. Нас шторм на обратной дороге застиг, Мне было особенно трудно. Английский фрегат под названием "бриг" Взял на абордаж наше судно. Был бой рукопашный три ночи, два дня, И злые пираты пленили меня. Так начал я плавать на разных судах В районе экватора, в северных льдах На разных пиратских судах. Давали мне кофе, какао, еду, Чтоб я их приветствовал: "Хау ду ю ду!" Но я повторял от зари до зари: "Карамба!", "Коррида!" и "Черт побери!" Послушайте все - О-го-го! Э-ге-гей! - Меня, попугая, пирата морей. Лет сто я проплавал пиратом, и что ж - Какой-то матросик пропащий Продал меня в рабство за ломаный грош, А я уже был говорящий! Турецкий паша нож сломал пополам, Когда я сказал ему: "Паша! Салам!" И просто кондрашка хватила пашу, Когда он узнал, что еще я пишу, Считаю, пою и пляшу. Я Индию видел, Иран и Ирак - Я индивидуум, не попка-дурак. Так думают только одни дикари. "Карамба!", "Коррида!" и "Черт побери!" 1973 15. Песня попугая
16. Песенка-представление
Я - Робин Гусь, не робкий гусь, Да! Я не трус, но я боюсь, Что обо мне вы слышать не могли. Я - славный гусь, хорош я гусь, Я вам клянусь, я вам клянусь, Что я из тех гусей, что Рим спасли. Кстати, я - гусь особенный: Ведь не все гуси - Робины. 1973 Робин Гуся
17. Песенка-представление
Таких имен в помине нет, Какой-то бред - орленок Эд... Я слышал это, джентльмены, леди! Для быстроты, для простоты Прошу со мною быть на ты, Зовите Эдом, это вроде Эдди. Эд - это просто вместо имен: Эд-гар, Эд-вард, Эд-монд. Но Эд - не сокращение О нет! - не упрощение, А Эд, прошу прощения, Скорее обобщение Для легкости общения, - Ни более ни менее. 1973 орленка Эда
18. Песенка-представление
"Горю от нетерпения Представить вам явление - Без преувеличения Писательницу-гения: Все, что пишет - вскоре Прочтете на заборе". "Сгораю от смущения, Сомнения, стеснения, - Примите в знак почтения Заборные творения! Все, что рождаю в спорах, - Читайте на заборах". 1973 орленком Эдом Атаки Гризли
"Баю-баю-баюшки-баю, Что за привередливый ребенок! Будешь вырываться из пеленок, Я тебя, бай-баюшки, убью". "До чего же голос тонок, звонок, Просто... баю-баюшки-баю! Всякий непослушный поросенок Вырастает в крупную свинью". "Погибаю, баюшки-баю!.." "Дым из барабанних перепонок. Замолчи, визгливый поросенок, Я тебя, бай-баюшки, убью". "Если поросенком вслух, с пеленок Обзывают, баюшки-баю, - Даже самый смирненький ребенок Превратится в будущем в свинью!" 1973 19. Песенка про ребенка-поросенка
Не зря лягушата сидят - Посажены дом сторожить, И главный вопрос лягушат: Впустить - не впустить? А если рискнуть, а если впустить, То - выпустить ли обратно? Вопрос посложнее, чем "быть или не быть?" Решают лягушата. Как видите, трудно, ква-ква: Слова, слова, слова! Вопрос этот главный решат Достойные из лягушат. 1973 20. Песня Лягушонка
У Джимми и Билли всего в изобилье - Давай не зевай, сортируй, собирай! И Джимми и Билли давно позабыли, Когда собирали такой урожай. И Джимми и Билли, конечно, решили Закапывать яблоки в поте лица. Расстроенный Билли сказал: "Или-или! - Копай, чтоб закончилась путаница". И Джимми и Билли друг друга побили. Ура! Караул! Закопай! Откопай! Ан глядь - парники все вокруг подавили. Хозяин, где яблоки? Ну, отвечай! У Джимми и Билли всего в изобилье - Давай не зевай, сортируй, собирай! И Джимми и Билли давно позабыли, Когда собирали такой урожай! 1973 21. Песенка лягушонка Джимми и ящерки Билли
Чтобы не попасть в капкан, Чтобы в темноте не заблудиться, Чтобы никогда с пути не сбиться, Чтобы в нужном месте приземлиться, приводниться, - Начерти на карте план. И шагай, и пой беспечно, Тири-тири-там-там, тирам! Встреча обеспечена - В плане все отмечено Точно, безупречно и пунктиром, Тири-тири-там-там, тирам, Жирненьким пунктиром. Если даже есть талант, Чтобы не нарушить, не расстроить, Чтобы не разрушить, а построить, Чтобы увеличиться, удвоить и утроить, - Нужен очень точный план. Мы неточный план браним - и Он ползет по швам, там, тирам. Дорогие вы мои, Планы выполнимые, Рядом с вами мнимые - пунктиром. Тири-тири-там-там, тирам, Тоненьким пунктиром. Планы не простят обман, - Если им не дать осуществиться, Могут эти планы разозлиться Так, что завтра куколкою станет гусеница, Если не нарушить план. Путаница за разинею Ходит по пятам, там, тирам, Гусеницу синюю назовут гусынею. Гните свою линию пунктиром! Не теряйте, там-там, тирам, Линию пунктира. 1973 22. Песня о планах
Прошу не путать гусеницу синюю С гусатою гусынею. Гусыни - ни во что не превращаются, Они гусаются, они кусаются. А Гусеница Синяя - не птица, И не гусица, а гусеница. Мне нужно замереть и притаиться - Я куколкой стану, И в бабочку в итоге превратиться - По плану, по плану. Ну а планы мнимые - Не мои, не мои, И невыполнимые - Не мои, не мои, Вот осуществимые - Вы мои, вы мои! 1973 23. Причитания Синей Гусеницы
Прошу запомнить многих, кто теперь со мной знаком: Чеширский Кот - совсем не тот, что чешет языком. И вовсе не чеширский он от слова "чешуя", А просто он - волшебный кот, примерно как и я. Чем шире рот - Тем чешире кот, Хотя обычные коты имеют древний род, Но Чеширский Кот - Совсем не тот, Его нельзя считать за домашний скот! Улыбчивы, мурлыбчивы, со многими на ты И дружески отзывчивы чеширские коты. И у других - улыбка, но... такая, да не та. Ну так чешите за ухом Чеширского Кота!.. 1973 24. Чеширский Кот
Ах, на кого я только шляп не надевал! Mon Dieu! С какими головами разговаривал! Такие шляпы им на головы напяливал, Что их врагов разило наповал. Сорвиголов и оторвиголов видал: В глазах - огонь, во рту - ругательства и кляпы! Но были, правда, среди них такие шляпы, Что я на них и шляп не надевал. И на великом короле, и на сатрапе, И на арапе, и на Римском папе - На ком угодно шляпы хороши! Так согласитесь, наконец, что дело в шляпе, Но не для головы, а для души. 1973 25. Шляпник
Миледи! Зря вы обижаетесь на Зайца! Он, правда, шутит неумно и огрызается, Но он потом так сожалеет и терзается! Не обижайтесь же на Мартовского Зайца! 26. Мартовский Заяц
Ах, проявите интерес к моей персоне! Вы, в общем, сами - тоже форменные сони, Без задних ног уснете - ну-ка, добудись! Но здесь сплю я - не в свои сони не садись! 1973 27. Соня
Приподнимаем занавес за краешек - Такая старая, тяжелая кулиса! - Вот какое время было раньше, Такое ровное - взгляни, Алиса! Но... Плохо за часами наблюдали Счастливые, И нарочно время замедляли Трусливые, Торопили время, понукали Крикливые, Без причины время убивали Ленивые. И колеса времени Стачивались в трении (Все на свете портится от тренья), И тогда обиделось время - И застыли маятники времени. И двенадцать в полночь не пробило, Все ждали полдня, но опять не дождалися. Вот какое время наступило: Такое нервное - взгляни, Алиса! И... На часы испуганно взглянули Счастливые, Жалобные песни затянули Трусливые, Рты свои огромные заткнули Болтливые, Хором зазевали и заснули Ленивые. Смажь колеса времени Не для первой премии - Ему ведь очень больно от тренья! Обижать не следует время. Плохо и тоскливо жить без времени. 1973 28. Песня об обиженном времени
Мы браво и плотно сомкнули ряды, Как пули в обойме, как карты в колоде: Король среди нас, мы горды, Мы шествуем гордо при нашем народе. Падайте лицами вниз, вниз, - Вам это право дано, Пред королем падайте ниц В слякоть и грязь - все равно! Нет-нет у народа не трудная роль: Упасть на колени - какая проблема! - За все отвечает король, А коль не король, то тогда - королева! Света светлейших их лиц, лиц Вам рассмотреть не дано. Пред королем падайте ниц В слякоть и грязь - все равно! 1973 29. Про королевское шествие
Король, что тыщу лет назад над нами правил, Привил стране лихой азарт игры без правил, Играть заставил всех графей и герцогей, Вальтов и дамов в потрясающий крохей. Названье крохея от слова "кроши", От слова "кряхти", и "крути", и "круши". Девиз в этих матчах: "Круши, не жалей! Даешь королевский крокей!" 1973 30. Королевский крохей
Не обрывается сказка концом. Помнишь, тебя мы спросили вначале: Что остается от сказки потом - После того, как ее рассказали? Может не все, даже съев пирожок, Наша Алиса во сне разглядела... А? Э! То-то, дружок, В этом-то все и дело. И если кто-то снова вдруг проникнуть попытается В Страну Чудес волшебную в красивом добром сне, - То даже то, что кажется, что только представляется, Найдет в своей загадочной и сказочной стране. 1973 31. Заключительная песня Кэрролла
Полководец с шеею короткой Должен быть в любые времена: Чтобы грудь - почти от подбородка, От затылка - сразу чтоб спина. На короткой незаметной шее Голове уютнее сидеть, - И душить значительно труднее, И арканом не за что задеть. А они вытягивают шеи И встают на кончики носков: Чтобы видеть дальше и вернее - Нужно посмотреть поверх голов. Все, теперь ты - темная лошадка, Даже если видел свет вдали, - Поза - неустойчива и шатка, И открыта шея для петли. И любая подлая ехидна Сосчитает позвонки на ней, - Дальше видно, но - недальновидно Жить с открытой шеей меж людей. Вот какую притчу о Востоке Рассказал мне старый аксакал. "Даже сказки здесь - и те жестоки", - Думал я - и шею измерял. 1973 Баллада о короткой шее
Неправда, над нами не бездна, не мрак, - Каталог наград и возмездий. Любуемся мы на ночной зодиак, На вечное танго созвездий. Глядим, - запрокинули головы вверх, - В безмолвие, тайну и вечность - Там трассы судеб и мгновенный наш век Отмечены в виде невидимых вех, Что могут хранить и беречь нас. Горячий нектар в холода февралей, - Как сладкий елей вместо грога, - Льет звездную воду чудак Водолей В бездонную пасть Козерога. Вселенский поток и извилист, и крут, Окрашен то ртутью, то кровью. Но, вырвавшись с мартовской мглою из пут, Могучие Рыбы на нерест плывут По Млечным потокам к верховью. Декабрьский Стрелец отстрелялся вконец, Он мается, копья ломая, И может без страха резвиться Телец На светлых урочищах мая. Из августа изголодавшийся Лев Глядит на Овена в апреле. В июнь, к Близнецам свои руки воздев, Нежнейшие девы созвездия Дев Весы превратили в качели. Лучи световые пробились сквозь мрак, Как нить Ариадны конкретны, Но злой Скорпион и таинственный Рак От нас далеки и безвредны. На свой зодиак человек не роптал, - (Да звездам страшна ли опала?) Он эти созвездия с неба достал, Оправил он из в благородный металл, И тайна доступною стала. {1973} О знаках зодиака
Погода славная, А это главное. И мне на ум пришла мыслишка презабавная, Но не о Господе И не о космосе - Все эти новости уже обрыдли до смерти. Сказку, миф, фантасмагорию Пропою вам с хором ли, один ли. Слушайте забавную историю Некоего мистера Мак-Кинли, - Не супермена, не ковбоя, не хавбека, А просто маленького, просто человека. Кто он такой - герой ли, сукин сын ли - Наш симпатичный господин Мак-Кинли? Валяйте выводы, составьте мнение В конце рассказа в меру разумения. Ну что, договорились? Если так - Привет! Буэнос диас! Гутен таг! Ночуешь в спаленках В покоях аленьких И телевиденье глядишь "для самых маленьких". С утра полчасика Займет гимнастика - Прыжки, гримасы, отжимание от пластика. И трясешься ты в автобусе, На педали жмешь, гремя костями, Сколько вас на нашем тесном глобусе Весело работает локтями! Как наркоманы - кокаин, и как больные, В заторах нюхаешь ты газы выхлопные. Но строен ты - от суеты худеют, Бодреют духом, телом здоровеют. Через собратьев ты переступаешь, Но успеваешь, все же успеваешь Знакомым огрызнуться на ходу: "Салют! День добрый! Хау ду ю ду!" Для созидания В коробки-здания Ты заползаешь, как в загоны на заклание. В поту и рвении, В самозабвении Ты создаешь - творишь и рушишь в озарении. Люди, власти не имущие! Кто-то вас со злого перепою, Маленькие, но и всемогущие, - Окрестил "безликою толпою!" Будь вы на поле, у станка, в конторе, в классе, Но вы причислены к какой-то серой массе. И в перерыв - в час подлинной свободы - Вы наскоро жуете бутерброды. Что ж, эти сэндвичи - предметы сбыта. Итак, приятного вам аппетита! Нелегкий век стоит перед тобой, И все же - гутен морген, дорогой! Дела семейные, Платки нашейные, И пояса, и чудеса галантерейные... Жена ласкается, Цена кусается, Махнуть рукою - да рука не поднимается! Цену вежливо и тоненько Пропищит волшебник-трикотажник. Ты с невозмутимостью покойника Наизнанку вывернешь бумажник. Все ваши будни, да и праздники - морозны. И вы с женою как на кладбище серьезны. С холодных стен - с огромного плаката На вас глядят веселые ребята, И улыбаются во всех витринах Отцы семейств в штанах и лимузинах. Откормленные люди на щитах Приветствуют по-братски: "Гутен таг!" Откуда денежка? Куда ты денешься? Тебе полвека, друг, а ты еще надеешься! Не жди от ближнего, Моли Всевышнего - Уж Он тебе всегда пошлет ребенка лишнего! Трое, четверо и шестеро! Вы, конечно, любите сыночков! Мировое детское нашествие Бестий, сорванцов и ангелочков. Ты улыбаешься обложкам и нарядам, Ты твердо веришь: удивительное - рядом! Не верь, старик, что мы за все в ответе, Что дети где-то гибнут, - те, не эти. Чуть-чуть задуматься - хоть вниз с обрыва! А жить-то надо, надо жить красиво. Передохни, расслабься. Перекур! Гуд дэй, дружище! Пламенный бонжур! Ах, люди странные, Пустокарманные, Вы - постоянные клиенты ресторанные, Мошны бездонные, Стомиллионные Вы наполняете - вы, толпы стадионные. И ничто без вас не крутится: Армии, правительства и судьи, - Но у сильных в горле, словно устрицы, Вы скользите, маленькие люди. И так о маленьком пекутся человеке, Что забывают лишний ноль вписать на чеке. Ваш кандидат - а в прошлом он лабазник - Вам иногда устраивает праздник. И не безлики вы, и вы - не тени, Коль надо бросить в урны бюллетени. А "маленький" - дурацкое словцо, Кто скажет так - ты плюнь ему в лицо. Пусть это слово будет не в ходу. Привет, Мак-Кинли, хау ду ю ду! 1973 Баллада о маленьком человеке
Кто-то высмотрел плод, что неспел, неспел, Потрусили за ствол - он упал, упал... Вот вам песня о том, кто не спел, не спел, И что голос имел - не узнал, не узнал. Может, были с судьбой нелады, нелады, И со случаем плохи дела, дела, А тугая струна на лады, на лады С незаметным изъяном легла. Он начал робко - с ноты "до", Но не допел ее не до... Недозвучал его аккорд, аккорд И никого не вдохновил... Собака лаяла, а кот Мышей ловил... Смешно! Не правда ли, смешно! Смешно! А он шутил - недошутил, Недораспробовал вино И даже недопригубил. Он пока лишь затеивал спор, спор Неуверенно и не спеша, Словно капельки пота из пор, Из-под кожи сочилась душа. Только начал дуэль на ковре, Еле-еле, едва приступил. Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре, И судья еще счет не открыл. Он хотел знать все от и до, Но не добрался он, не до... Ни до догадки, ни до дна, Не докопался до глубин, И ту, которая ОДНА Не долюбил, не долюбил! Смешно, не правда ли, смешно, Что он спешил - недоспешил? Осталось недорешено, Все то, что он недорешил. Ни единою буквой не лгу. Он был чистого слога слуга, Он писал ей стихи на снегу, - К сожалению, тают снега. Но тогда еще был снегопад И свобода писать на снегу. И большие снежинки, и град Он губами хватал на бегу. Но к ней в серебряном ландо Он не добрался и не до... Не добежал, бегун-беглец, Не долетел, не доскакал, А звездный знак его - Телец - Холодный Млечный Путь лакал. Смешно, не правда ли, смешно, Когда секунд недостает, - Недостающее звено - И недолет, и недолет. Смешно, не правда ли? Ну, вот, - И вам смешно, и даже мне. Конь на скаку и птица влет, - По чьей вине, по чьей вине? 1973 Прерванный полет
Семь дней усталый старый Бог В запале, в зашоре, в запаре Творил убогий наш лубок И каждой твари - по паре. Ему творить - потеха, И вот себе взамен Бог создал человека, Как пробный манекен. Идея эта не нова, Но не обхаяна никем - Я докажу как дважды два: Адам - был первый манекен. А мы! Ошметки хромосом, Огрызки божественных генов - Идем проторенным путем И создаем манекенов. Не так мы, парень, глупы, Чтоб наряжать живых! - Мы обряжаем трупы И кукол восковых. Ругать меня повремени, А оглянись по сторонам: Хоть нам подобные они, Но не живут подобно нам. Твой нос расплюснут на стекле, Глазеешь - и ломит в затылке... А там сидят они в тепле И скалят зубы в ухмылке. Вон тот кретин в халате Смеется над тобой: Мол, жив еще, приятель! Доволен ли судьбой? Гляди - красотка! Чем плоха? - Загар и патлы до колен. Ее закутанный в меха, Ласкает томный манекен. Их жизнь и вправду хороша, Их холят, лелеют и греют. Они не тратят ни гроша И потому не стареют. Пусть лупят по башке нам, Толкают нас и бьют, Но куклам-манекенам Мы создали уют. Они так вежливы - взгляни! Их не волнует ни черта, И жизнерадостны они, И нам, безумным, не чета. Он никогда не одинок - В салоне, в постели, в бильярдной, - Невозмутимый словно йог, Галантный и элегантный. Хочу такого плена - Свобода мне не впрок. Я вместо манекена Хочу пожить денек. На манекенские паи Согласен даже на пари! В приятный круг его семьи Желаю, черт меня дери! Я предлагаю смелый план Возможных сезонных обменов: Мы, люди, - в их бездушный клан, А вместо нас - манекенов. Но я готов поклясться, Что где-нибудь заест - Они не согласятся На перемену мест. Из них, конечно, ни один Нам не уступит свой уют: Из этих солнечных витрин Они без боя не уйдут. Сдается мне - они хитрят, И, тайно расправивши члены, Когда живые люди спят, Выходят в ночь манекены. Машины выгоняют И мчат так, что держись! И пьют и прожигают Свою ночную жизнь. Такие подвиги творят, Что мы за год не натворим, Но возвращаются назад... Ах, как завидую я им! Мы скачем, скачем вверх и вниз, Кропаем и клеим на стенах Наш главный лозунг и девиз: "Забота о манекенах!" Недавно был - читали? - Налет на магазин, В них - сколько не стреляли - Не умер ни один. Его налогом не согнуть, Не сдвинуть повышеньем цен. Счастливый путь, счастливый путь, - Будь счастлив, мистер Манекен! Но, как индусы мы живем Надеждою смертных и тленных, Что если завтра мы умрем - Воскреснем вновь в манекенах! Так что не хнычь, ребята, - Наш день еще придет! Храните, люди, свято Весь манекенский род! Болезни в нас обострены, Уже не станем мы никем... Грядет надежда всей страны - Здоровый, крепкий манекен. 1973 Баллада о манекенах
Жил-был учитель скромный Кокильон. Любил наукой баловаться он. Земной поклон за то, что он был в химию влюблен, И по ночам над чем-то там химичил Кокильон. Но, мученик науки гоним и обездолен, Всегда в глазах толпы он - алхимик-шарлатан. И из любимой школы в два счета был уволен, Верней, в три шеи выгнан непонятый титан... Титан лабораторию держал И там он в муках истину рожал. За просто так, не за мильон, в трехсуточный бульон Швырнуть сумел все, что имел, великий Кокильон. Как яблоко, упавши на голову Ньютона, Толкнуло Исаака к закону о Земле, Так случай не замедлил ославить Кокильона, - Однажды в адском супе заквасилось желе. Бульон изобретателя потряс. Был он - ничто: не жидкость и не газ. Минуту гений был смущен, но - чудом окрылен, На всякий случай "Эврика!" воскликнул Кокильон. Три дня он отвлекался этюдами Шопена, Охотился, пил кофе и смысл постигал, Ему шептали в ухо, что истина в вине, - но Он твердою походкою к бессмертью зашагал. Он днем был склонен к мыслям и мечтам, Но в нем кипели страсти по ночам. И вот, огнем испепелен и в поиск устремлен, В один момент в эксперимент включился Кокильон. Душа его просила, и плоть его хотела До истины добраться, до цели и до дна, - Проверить состоянье таинственного тела, Узнать, что он такое: оно или она? Но был в великом опыте изъян - Забыл фанатик начисто про кран. В погоне за открытьем он был слишком воспален, И миг настал, когда нажал на крантик Кокильон. И закричал безумный: "Да это же коллоид! Не жидкость это, братцы, - коллоидальный газ!" Вот так, блеснув в науке, - как в небе астероид - Простой безвестный гений безвременно угас. И вот - в нирване газовой лежит, Народ его открытьем дорожит. Но он не мертв, он усыплен, разбужен будет он Через века. Дремли пока, Жак-Поль де Кокильон! А мы, склонив колени, глядим благоговейно. Таких, как он, - немного четыре на мильон! Возьмем, к примеру, Бора и старика Эйнштейна, Раз-два, да и обчелся - четвертый Кокильон. 1973 Баллада о Кокильоне
Когда лакают Святые свой нектар и шерри-бренди И валятся на травку и под стол, Тогда играют Никем непобедимые "Медведи" В кровавый, дикий, подлинный футбол. В тиски медвежие Попасть к нам - не резон, Но где же наши лапы - нежные Для наших милых девочек и жен. Нам выпадает карта От травмы до инфаркта. Мы ожидаем фарта, Мы - ангелы азарта! Вперед, к победе! Соперники растоптаны и жалки, - Мы проучили, воспитали их. Но вот "Медведи" Приобретают свежие фиалки И навещают в госпитале их. Тиски медвежие Не выдержит иной, Но, в общем, мы - ребята нежные С пробитою, но светлой головой. Нам выпадает карта - От травмы до инфаркта. Мы ожидаем фарта, Мы - ангелы азарта! А нам забили, - Не унывают смелые "Медведи", Они не знают на поле проблем. А на могиле Все наши мэри, доротти и сэди Потоком слез зальют футбольный шлем. В тиски медвежие К нам попадет любой, А впрочем, мы - ребята нежные С травмированной детскою душой. Нам выпадает карта - От травмы до инфаркта. Мы ожидаем фарта, Мы - ангелы азарта! И пусть святые Пресытившись едой и женским полом, На настоящих идолов глядят, - "Медведи" злые Невероятным, бешеным футболом Божественные взоры усладят. Тиски медвежие Смыкаются, визжат. Спасите наши души нежные, Нетронутые души медвежат! 1973 Марш футбольной команды "Медведей"
Напрасно, парень, за забвением ты шаришь по аптекам! Купи себе хотя б топор - и станешь человеком. Весь вывернусь наружу я, И голенькую правду Спою других не хуже я: Про милое оружие, Оружие, оружие балладу. Большие люди - туз и крез - Имеют страсть к ракетам, А маленьким - что делать без Оружья в мире этом? Гляди, вон тот ханыга, - В кармане денег нет, Но есть в кармане фига: Взведенный пистолет. Купить белье нательное? Да черта ли нам в нем! Купите огнестрельное Направо, за углом. Ну, начинайте! Ну же! Стрелять учитесь все! В газетах про оружие - На каждой полосе! А ту! Стреляйте досыта В людей, щенков, котят! Продажу, слава господу, Не скоро запретят. И сам пройдусь охотно я Под вечер налегке, Смыкая пальцы потные На спусковом крючке. Я - целеустремленный, деловитый, Подкуренный, подколотый, подбитый. Мы, маленькие люди, - на обществе прореха, Но если вы посмотрите на нас со стороны - За узкими плечами небольшого человека Стоят понуро, хмуро дуры - две больших войны. "Коль тих и скромен - не убьют!" - Все домыслы досужие: У нас недаром продают Любезное оружие. Снуют людишки в ужасе По правой стороне, А мы во всеоружасе Шагаем по стране: Под дуло попадающие лица, Лицом к стене стоять, не шевелиться! Лежит в кармане - пушечка, Малюсенькая, новая, И нам земля - подушечка, Подстилочка пуховая. Ах, эта жизнь дешевая - Как пыль: подуй и нет, Поштучная, грошовая, - Дешевле сигарет. Кровь - жидкая, болотная, - Пульсирует в виске, Синеют пальцы потные На спусковом крючке. Пока легка покупка, мы все в порядке с вами. Нам жизнь отнять, как плюнуть, нас учили воевать! Кругом - и без войны - война, а с голыми руками Ни пригрозить, н пригвоздить, ни самолет угнать! Для пуль все досягаемы, - Ни черта нет, ни бога им!.. И мы себе стреляем, и Мы никого не трогаем. И рвется жизнь-чудачка, Как тонкий волосок, - Одно нажатье пальчика На спусковой крючок. Стрельбе, азарту - все цвета, Все возрасты покорны: И стар и млад, и тот и та, И... желтый, белый, черный. Ах, сладенько под ложечкой, Ах, горько стало им! Ухлопали художничка За грош на героин. Мир полон неудачниками С топориками в руке И мальчиками с пальчиками На спусковом крючке. 1973 Баллада об оружии
Вот твой билет, вот твой вагон - Все в лучшем виде: одному тебе дано В цветном раю увидеть сон - Трехвековое непрерывное кино. Все позади - уже сняты Все отпечатки, контрабанды не берем, Как херувим стерилен ты, А класс второй - не высший класс, зато с бельем. Вот и сбывается все, что пророчится, Уходит поезд в небеса - счастливый путь! Ах, как нам хочется, как всем нам хочется Не умереть, а именно уснуть. Земной перрон... Не унывай! И не кричи - для наших воплей он оглох. Один из нас уехал в рай, Он встретит бога там, ведь есть, конечно, бог. Пусть передаст ему привет, А позабудет - ничего, переживем: Осталось нам немного лет, Мы пошустрим и, как положено, умрем. Вот и сбывается все, что пророчится, Уходит поезд в небеса - счастливый путь! Ах, как нам хочется, как всем нам хочется Не умереть, а именно уснуть. Не всем дано поспать в раю, Но кое-что мы здесь успеем натворить: Подраться, спеть - вот я пою, Другие любят, третьи думают любить. Уйдут, как мы, - в ничто без сна - И сыновья, и внуки внуков в трех веках. Не дай Господь, чтобы война, А то мы правнуков оставим в дураках. Вот и сбывается все, что пророчится, Уходит поезд в небеса - счастливый путь! Ах, как нам хочется, как всем нам хочется Не умереть, а именно уснуть. Тебе плевать, и хоть бы хны: Лежишь, миляга, принимаешь вечный кайф. И нет забот, и нет вины... Ты молодчина, это место подыскав. Разбудит вас какой-то тип И пустит в мир, где в прошлом - войны, вонь и рак, Где побежден гонконгский грипп. На всем готовеньком ты счастлив ли, дурак? Вот и сбывается все, что пророчится, Уходит поезд в небеса - счастливый путь! Ах, как нам хочется, как всем нам хочется Не умереть, а именно уснуть. Итак, прощай, звенит звонок. Счастливый путь! Храни тебя от всяких бед!.. А если там приличный Бог, Ты все же вспомни, передай Ему привет. 1973 Баллада об уходе в рай
Вот это да, вот это да! Сквозь мрак и вечность-решето, Из зала Страшного суда Явилось то - не знаю что. Играйте туш! Быть может, он - Умерший муж Несчастных жен, Больных детей Больной отец, Благих вестей Шальной гонец. Вот это да, вот это да! Спустился к нам не знаем кто, Как снег на голову суда, Упал тайком инкогнито. Но кто же он? Хитрец и лгун? Или шпион, Или колдун? Каких дворцов Он господин, Каких отцов Заблудший сын? Вот это да, вот это да! И я спросил, как он рискнул, - Из ниоткуда в никуда Перешагнул, перешагнул? Он мне: "Внемли!" И я внимал, Что он с Земли Вчера сбежал, Решил: "Нырну Я в гладь и тишь!" Но в тишину Без денег - шиш. Мол, прошмыгну Как мышь, как вошь, Но в тишину Не прошмыгнешь! Вот это да, вот это да! Он повидал печальный край, В аду - бардак и лабуда, И он опять - в наш грешный рай. Итак, оттуда Он удрал, Его Иуда Обыграл - И в тридцать три, И в сто одно, Смотри, смотри! Он видел дно, Он видел ад, Но сделал он Свой шаг назад - И воскрешен! Вот это да, вот это да! Прошу любить, играйте марш! Мак-Кинли - маг, суперзвезда, Мессия наш, мессия наш. Владыка тьмы Его отверг, Но примем мы - Он человек. Душ не губил Сей славный муж, Самоубий- ство - просто чушь, Хоть это де- шево и враз, - Не проведешь Его и нас. Вот это да, вот это да! Вскричал петух, и пробил час. Мак-Кинли - бог, суперзвезда, Он - среди нас, он - среди нас. Он рассудил, Что Вечность - хлам, И запылил На свалку к нам. Он даже спьяну Не дурил, Марихуану Не курил, И мы хотим Отдать концы, Мы бегством мстим, Мы - беглецы. 1973 Песня Билла Сиггера
Мы рвем - и не найти концов. Не выдаст черт - не съест свинья. Мы - сыновья своих отцов, Но блудные мы сыновья. Приспичило и припекло!.. Мы не вернемся - видит Бог - Ни государству под крыло, Ни под покров, ни на порог. Вранье ваше вечное усердие! Вранье Безупречное житье! Гнилье Ваше сердце и предсердие! Наследство - к черту! Все, что ваше - не мое! К черту сброшена обуза, Узы мы свели на нуль! Нет ни колледжа, ни вуза, Нет у мамы карапуза, Нету крошек у папуль. Довольно выпустили пуль - И кое-где и кое-кто Из наших дорогих папуль - На всю катушку, на все сто! Довольно тискали вы краль От января до января. Нам ваша скотская мораль От фонаря - до фонаря! Долой Ваши песни, ваши повести! Долой Ваш алтарь и аналой! Долой Угрызенья вашей совести! Все ваши сказки богомерзкие - долой! Выжимайте деньги в раже, Только стряпайте без нас Ваши купли и продажи. Нам до рвоты ваши даже Умиленье и экстаз. Среди заросших пустырей Наш дом - без стен, без крыши кров. Мы - как изгои средь людей, Пришельцы из других миров. Уж лучше где-нибудь ишачь, Чтоб потом с кровью пропотеть, - Чем вашим воздухом дышать, Богатством вашим богатеть. Плевать Нам на ваши суеверия! Кромсать Все, что ваше! Проклинать! Как знать, Что нам взять взамен неверия? Но наши дети это точно будут знать! Прорицатели, гадалки Напророчили бедлам. Ну, так мы - уже на свалке - В колесо фортуны палки Ставим с горем пополам. Так идите к нам, Мак-Кинли, В наш разгневанный содом. Вы и сам - не блудный сын ли? Будет больше нас, Мак-Кинли... Нет? Мы сами к вам придем. 1973 Мистерия хиппи
Мы все живем как будто, но Не будоражат нас давно Ни паровозные свистки, Ни пароходные гудки. Иные - те, кому дано, - Стремятся вглубь - и видят дно, - Но - как навозные жуки И мелководные мальки... А рядом случаи летают, словно пули, - Шальные, запоздалые, слепые, на излете, - Одни под них подставиться рискнули - И сразу: кто - в могиле, кто - в почете. А мы - так не заметили И просто увернулись, - Нарочно по примете ли - На правую споткнулись. Средь суеты и кутерьмы - Ах, как давно мы не прямы! - То гнемся бить поклоны впрок, А то - завязывать шнурок... Стремимся вдаль проникнуть мы, - Но даже светлые умы Все размещают между строк - У них расчет на долгий срок... Стремимся мы подняться ввысь - Ведь думы наши поднялись, - И там царят они, легки, Свободны, вечны, высоки. И так нам захотелось ввысь, Что мы вчера перепились - И горьким дымам вопреки Мы ели сладкие куски... Открытым взломом, без ключа, Навзрыд об ужасах крича, Мы вскрыть хотим подвал чумной - Рискуя даже головой. И трезво, а не сгоряча Мы рубим прошлое с плеча, - Но бьем расслабленной ругой, Холодной, дряблой - никакой. Приятно сбросить гору с плеч - И все на божий суд извлечь, И руку выпростать, дрожа, И показать - в ней нет ножа, - Не опасаясь, что картечь И безоружных будет сечь. Но нас, железных, точит ржа - И психология ужа... А рядом случаи летают, словно пули, - Шальные, запоздалые, слепые на излете, - Одни под них подставиться рискнули - И сразу: кто - в могиле, кто - в почете. А мы - так не заметили И просто увернулись, - Нарочно по примете ли - На правую споткнулись. 1973 Случаи
Всему на свете выходят сроки, А соль морская - въедлива как черт, - Два мрачных судна стояли в доке, Стояли рядом - просто к борту борт. Та, что поменьше, вбок кривила трубы И пожимала боком и кормой: "Какого типа этот тип? Какой он грубый! Корявый, ржавый - просто никакой!" В упор не видели друг друга оба судна И ненавидели друг друга обоюдно. Он в аварийном был состоянье, Но и она - не новая отнюдь, - Так что увидишь на расстоянье - С испуга можно взять и затонуть. Тот, что побольше, мерз от отвращенья, Хоть был железный малый, с крепким дном, - Все двадцать тысяч водоизмещенья От возмущенья содрогались в нем! И так обидели друг друга оба судна, Что ненавидели друг друга обоюдно. Прошли недели, - их подлатали, По ржавым швам шпаклевщики прошли, И ватерлинией вдоль талии Перевязали корабли. И медь надраили, и краску наложили, Пар развели, в салонах свет зажгли, - И палубы и плечи распрямили К концу ремонта эти корабли. И в гладкий борт узрели оба судна, Что так похорошели - обоюдно. Тот, что побольше, той, что поменьше, Сказал, вздохнув: "Мы оба не правы! Я никогда не видел женщин И кораблей - прекраснее, чем вы!" Та, что поменьше, в том же состоянье Шепнула, что и он неотразим: "Большое видится на расстоянье, - Но лучше, если все-таки - вблизи". Кругом конструкции толпились, было людно, И оба судно объяснились - обоюдно! Хотя какой-то портовый дока Их приписал не в тот же самый порт - Два корабля так и ушли из дока, Как и стояли, - вместе, к борту борт. До горизонта шли в молчанье рядом, Не подчиняясь ни теченьям, ни рулям. Махала ласково ремонтная бригада Двум не желающим расстаться кораблям. Что с ними? Может быть, взбесились оба судна? А может, попросту влюбились - обоюдно. 1973 x x x
Был развеселый розовый восход, И плыл корабль навстречу передрягам, И юнга вышел в первый свой поход Под флибустьерским черепастым флагом. Накренившись к воде, парусами шурша, Бриг двухмачтовый лег в развороте. А у юнги от счастья качалась душа, Как пеньковые ванты на гроте. И душу нежную под грубой робой пряча, Суровый шкипер дал ему совет: "Будь джентльменом, если есть удача, А без удачи - джентльменов нет!" И плавал бриг туда, куда хотел, Встречался - с кем судьба его сводила, Ломая кости веслам каравелл, Когда до абордажа доходило. Был однажды богатой добычи дележ - И пираты бесились и выли... Юнга вдруг побледнел и схватился за нож, - Потому что его обделили. Стояла девушка, не прячась и не плача, И юнга вспомнил шкиперский завет: Мы - джентльмены, если есть удача, А нет удачи - джентльменов нет! И видел он, что капитан молчал, Не пробуя сдержать кровавой свары. И ран глубоких он не замечал - И наносил ответные удары. Только ей показалось, что с юнгой - беда, А другого она не хотела, - Перекинулась за борт - и скрыла вода Золотистое смуглое тело. И прямо в грудь себе, пиратов озадачив, Он разрядил горячий пистолет... Он был последний джентльмен удачи, - Конец удачи - джентльменов нет! 1973 x x x
В день, когда мы, поддержкой земли заручась, По высокой воде, по соленой, своей, Выйдем в точно назначенный час, - Море станет укачивать нас, Словно мать непутевых детей. Волны будут работать - и в поте лица Корабельные наши бока иссекут, Терпеливо машины начнут месяца Составлять из ритмичных секунд. А кругом - только водная гладь, - благодать! И на долгие мили кругом - ни души!.. Оттого морякам тяжело привыкать Засыпать после качки в уютной тиши. Наши будни - без праздников, без выходных, - В море нам и без отдыха хватит помех. Мы подруг забываем своих: Им - до нас, нам подчас не до них, - Да простят они нам этот грех! Нет, неправда! Вздыхаем о них у кормы И во сне имена повторяем тайком. Здесь совсем не за юбкой гоняемся мы, Не за счастьем, а за косяком. А кругом - только водная гладь, - благодать! Ни заборов, ни стен - хоть паши, хоть пляши!.. Оттого морякам тяжело привыкать Засыпать после качки в уютной тиши. Говорят, что плывем мы за длинным рублем, - Кстати, длинных рублей просто так не добыть, - Но мы в море - за морем плывем, И еще - за единственным днем, О котором потом не забыть. А когда из другой, непохожей весны Мы к родному причалу придем прямиком, - Растворятся морские ворота страны Перед каждым своим моряком. В море - водная гладь, да еще - благодать! И вестей - никаких, сколько нам ни пиши... Оттого морякам тяжело привыкать Засыпать после качки в уютной тиши. И опять уплываем, с землей обручась - С этой самою верной невестой своей, - Чтоб вернуться в назначенный час, Как бы там ни баюкало нас Море - мать непутевых детей. Вот маяк нам забыл подморгнуть с высоты, Только пялит глаза - ошалел, обалдел: Он увидел, что судно встает на винты, Обороты врубив на предел. А на пирсе стоять - все равно благодать, - И качаться на суше, и петь от души. Нам, вернувшимся, не привыкать привыкать После громких штормов к долгожданной тиши! 1973 S x x x
Владимир Высоцкий. 1974 год
Песни из кинофильма
"Иван да Марья"
Эй, народ честной, незадчливый! Ай вы купчики да служивый люд! Живо к городу поворачивай - Там не зря в набат с колоколен бьют! Все ряды уже с утра Позахвачены - Уйма всякого добра, Всякой всячины, Там точильные круги Точат лясы, Там лихие сапоги- Самоплясы. Тагарга-матагарга, Во столице ярмарка - Сказочно-реальная, Цветомузыкальная! Богачи и голь перекатная, - Покупатели - все, однако, вы, И хоть ярмарка не бесплатная, Раз в году вы все одинаковы! За едою в закрома Спозараночка Скатерть сбегает сама - Самобраночка, - Кто не хочет есть и пить, Тем - изнанка, Их начнет сама бранить Самобранка. Тагарга-матагарга, Вот какая ярмарка! Праздничная, вольная, Белохлебосольная! Вона шапочки-невидимочки, - Кто наденет их - станет барином. Леденцы во рту - словно льдиночки, И Жар-птица есть в виде жаренном! Прилетели год назад Гуси-Лебеди, А теперь они лежат На столе, гляди! Эй, слезайте с облучка Добры люди, Да из Белого Бычка Ешьте студень! Тагарга-матагарга, Всем богата ярмарка! Вон орехи рядышком - С изумрудным ядрышком! Скоморохи здесь - все хорошие, Скачут-прыгают через палочку. Прибауточки скоморошие, - Смех и грех от них - все вповалочку! По традиции, как встарь, Вплавь и волоком Привезли царь-самовар, Как царь-колокол, - Скороварный самовар - Он на торфе Вам на выбор сварит вар Или кофе. Тагарга-матагарга, Удалая ярмарка - С плясунами резвыми, Большей частью трезвыми! Вот Балда пришел, поработать чтоб: Без работы он киснет-квасится. Тут как тут и Поп - толоконный лоб, Но Балда ему - кукиш с маслицем! Разновесые весы - Проторгуешься! В скороходики-часы - Не обуешься! Скороходы-сапоги Не залапьте! А для стужи да пурги - Лучше лапти. Тагарга-матагарга, Что за чудо ярмарка - Звонкая, несонная, Нетрадиционная! Вон Емелюшка Щуку мнет в руке - Щуке быть ухой, вкусным варевом. Черномор Кота продает в мешке - Слишком много Кот разговаривал. Говорил он без тычка Без задорины - Все мы сказками слегка Объегорены. Не скупись, не стой, народ За ценою: Продается с цепью Кот Золотою! Тагарга-матагарга, Упоенье - ярмарка, - Общее, повальное, Эмоциональное! Будет смехом-то рвать животики! Кто отважится, разохотится Да на коврике-самолетике Не откажется, а прокотится?! Разрешите сделать вам Примечание: Никаких воздушных ям И качания, - Ковролетчики вчера Ночь не спали - Пыль из этого ковра Выбивали. Тагарга-матагарга, Удалася ярмарка! Тагарга-матагарга, Хорошо бы - надолго! Здесь река течет - вся молочная, Берега над ней - сплошь кисельные, - Мы вобьем во дно сваи прочные, Запрудим ее - дело дельное! Запрудили мы реку - Это плохо ли?! - На кисельном берегу Пляж отгрохали. Но купаться нам пока Нету смысла, Потому - у нас река Вся прокисла! Тагарга-матагарга, Не в обиде ярмарка - Хоть залейся нашею Кислой простоквашею! Мы беду-напасть подожжем огнем, Распрямим хребты втрое сложенным, Меду хмельного до краев нальем Всем скучающим и скукоженным! Много тыщ имеет кто - Тратьте тыщи те! Даже то - не знаю что - Здесь отыщете! Коль на ярмарку пришли - Так гуляйте, - Неразменные рубли Разменяйте! Тагарга-матагарга, Для веселых ярмарка! Подходи, подваливай, Сахари, присаливай! 1974 1. Скоморохи на ярмарке
На голом на плацу, на вахтпараде, В казарме, на часах - все дни подряд Безвестный, не представленный к награде, Справляет службу ратную солдат. И какие бы ни дули Ураганные ветра, Он - в дозоре, в карауле От утра и до утра. "Напра, нале!.. В ружье! На пле!.. Бегом - в расположение!" А я пою: Ать-два, ать-два, Живем мы однова, А тяжело в учении - Легко в бою! Если ломит враг - бабы слезы льют, Ядра к пушечкам подтаскивай! Я перед боем - тих, я в атаке - лют, Ну а после боя - ласковый. Меня гоняют до седьмого пота, Всяк может младшим чином помыкать, - Но все-таки центральные ворота Солдату поручают охранять. Как бы в рог его не гнули, Распрямится снова он. Штык - дурак, и дуры - пули, - Ежели солдат умен. "В штыки! К ноги! Равняйсь! Беги! Ползком - в расположение!" А я - пою. "Коли! Руби!" Ту би ор нот ту би, - Но тяжело в учении - Легко в бою! Если враг бежит и гремит салют - Зелена вина подтаскивай! Я пред боем - тих, я в атаке - лют, Ну а после боя - ласковый. 1974 2. Песня солдата на часах
Ну разве ж мы, солдатушки, повинны, Что наши пушки не зачехлены? Пока враги не бросили дубины, - Не обойтись без драки и войны. Я бы пушки и мортиры Никогда не заряжал, Не ходил бы даже в тиры, - Детям елки наряжал. Но вот как раз Пришел приказ Идти на усмирение, И я пою, Как и всегда, Что горе - не беда. Но - тяжело в учении Да и в бою. Раззудись, плечо, если наших бьют! Сбитых, сваленных - оттаскивай! Я перед боем - тих, я в атаке - лют, Ну, а после боя - ласковый! 1974 3. Песня солдата, идущего на войну
Как да во лесу дремучем, По сырым дуплам да сучьям, И по норам по барсучьим Мы скучаем да канючим. Так зачем сидим мы сиднем, Скуку да тоску наводим? Ну-кася, ребята, выйдем, Весело поколобродим! Мы - ребята битые, Тертые, ученые. Во болотах мытые, В омутах моченые. Как да во лесу дремучем Что-нибудь да отчебучим, Добра молодца прищучим, Защекочем и замучим! Воду во реке замутим. На кустах костей навесим, Пакостных шутих нашутим, Весело покуролесим! Водяные, лешие, Души забубенные! Ваше дело - пешие, Наше дело - конные. Первый соловей в округе - Я гуляю бесшабашно. У меня такие слуги, Что и самому мне страшно. К оборотням не привыкну - До того хитры ребятки! Да и сам я свистну, гикну - Аж душа уходит в пятки! Не боюсь тоски-муры, Если есть русалочки! Выходи, кикиморы, Поиграем в салочки! Ты не жди, купец, подмоги - Мы из чащи повылазим Да и на большой дороге Вволюшку побезобразим! Ну-ка, рукава засучим, Путника во тьме прижучим, Свалим - и в песке зыбучем Пропесочим и прищучим! Зря на нас клевещете, Умники речистые! Все путем у нечисти, Даже совесть чистая. 1974 4. Песня Соловья-разбойника и его дружков
Выходи! Я тебе посвящу серенаду. Кто тебе серенаду еще посвистит? Сутки кряду могу - до упаду, - Если муза меня посетит. Я пока еще только шутю и шалю - Я пока на себя не похож: Я обиду терплю, но когда я вспылю - Я дворец подпилю, подпалю, развалю, - Если ты на балкон не придешь! Ты отвечай мне прямо-откровенно - Разбойничую душу не трави!.. О, выйди, выйди, выйди, Аграфена, Послушай серенаду о любви! Эге-гей, трали-вали! Кабы красна девица жила да во подвале, Я бы тогда на корточки Приседал у форточки, - Мы бы до утра проворковали! Во лесных кладовых моих - уйма товара, Два уютных дупла, три пенечка гнилых... Чем же я тебе, Груня, не пара, Чем я, Феня, тебе не жених?! Так тебя я люблю, что ночами не сплю, Сохну с горя у всех на виду. Вот и голос сорвал - и хриплю, и сиплю. Ох, я дров нарублю - я себя погублю, - Но тебя я украду, уведу! Я женихов твоих - через колено! Я папе твоему попорчу кровь! О, выйди, выйди, выйди, Аграфена, - О не губи разбойничую кровь! Эге-гей, трали-вали! Кабы красна девица жила да во подвале, Я бы тогда на корточки Приседал у форточки, - Мы бы до утра проворковали! Так давай, Аграфенушка, свадьбу назначим, - Я - нечистая сила, но с чистой душой! Я к чертям, извините, собачьим Брошу свой соловьиный разбой! Я и трелью зальюсь, и подарок куплю, Всех дружков приведу на поклон, Я тебя пропою, я тебя прокормлю, Нам ребята на свадьбу дадут по рублю, - Только ты выходи на балкон! Во темечке моем да во височке - Одна мечта: что выйдет красота, - Привстану я на цыпочки-мысочки И поцелую в сахарны уста! Эге-гей, трали-вали! Кабы красна девица жила да во подвале, Я бы тогда на корточки Приседал у форточки, - Мы бы до утра проворковали! 1974 5. Серенада Соловья-разбойника
Торопись указ зачесть, Изданный не зря: "Кто заступится за честь Батюшки-царя, Кто разбойника уймет Соловья, - К государю попадет в сыновья! Кто оружьем побьет образину, Кто проучит его кулаком, Тот от царства возьмет половину, Ну а дочку - дак всю целиком!" Кто же все же уймет шайку-лейку, Кто на подвиги ратны горазд, Царь тому дорогому шубейку От щедрот своих царских отдаст! Если в этот скорбный час Спустим рукава - Соловей освищит нас И пойдет молва: Дескать, силой царский трон все скудней, Ел, мол, мало каши он, Евстигней. Если кровь у кого горяча, - Саблей бей, пикой лихо коли! Царь дарует вам шубу с плеча - Из естественной выхухоли! Сей указ - без обману-коварства: За печатью, как в сказке, точь-в-точь. В бой - за восемь шестнадцатых царства, За доху, да за царскую дочь! 1974 6. Песня глашатая
Отчего не бросилась, Марьюшка, в реку ты, Что же не замолкла-то навсегда ты, Как забрали милого в рекруты, в рекруты, Как ушел твой суженый во солдаты?! Я слезами горькими горницу вымою И на годы долгие дверь закрою, Наклонюсь над озером ивою, ивою - Высмотрю, как в зеркале, - что с тобою. Травушка-муравушка - сочная, мятная - Без тебя ломается, ветры дуют... Долюшка солдатская - ратная, ратная: Что, как пули грудь твою не минуют?! Тропочку глубокую протопчу по полю И венок свой свадебный впрок совью, Длинну косу девичью - до полу, до полу - Сберегу для милого - с проседью. Вот возьмут кольцо мое с белого блюдица, Хоровод завертится грустно в нем, - Пусть мое гадание сбудется, сбудется: Пусть вернется суженый вешним днем! Пой как прежде весело, идучи к дому, ты, Тихим словом ласковым утешай. А житье невестино - омуты, омуты... Дожидает Марьюшка - поспешай! 1974 7. Песня Марии
Вот пришла лиха беда - Уж ворота отворяют, - Значит, пробил час, когда Бабьи слезы высыхают. Значит, больше места нет Ни утехам, ни нарядам. Коль семь бед - один ответ, - Так пускай до лучших лет Наши беды будут рядом. Не сдержать меня уговорами. Верю свято я - не в него ли? Пусть над ним кружат черны вороны, Но он дорог мне и в неволе. Понаехали сваты, Словно на смех, для потехи, - Ах, шуты они, шуты: Не бывать тому вовеки. Где им знать: поют кругом, Да прослышала сама я, Как в году невесть каком Стали вдруг одним цветком Два цветка - Иван да Марья. Путь-дороженька - та ли, эта ли, - Во кромешной тьме, с мукой-болью, В пекло ль самое, на край света ли, - Приведи к нему, хоть в неволю. Ветры добрые, тайком Прокрадитесь во темницу - Пусть узнает он о том, Что душа к нему стремится. Сердцем пусть не упадет И не думает худого, Пусть надеется и ждет - Помощь Марьина придет Скоро-скоро, верно слово. Пусть не сетует, пусть не мается, Ведь не зря цветок в чистом поле Нашим именем называется - Так цвести ему и в неволе! 1974 8. Иван да Марья
"Во груди душа словно ерзает, Сердце в ней горит будто свечка. И в судьбе - как в ружье: то затвор заест, То в плечо отдаст, то - осечка. Ах ты долюшка несчастливая, - Воля царская - несправедливая!" "Я - привидение, я - призрак, но Я от сидения давно больно. Темница тесная, везде сквозит, - Хоть бестелесно я, а все ж - знобит. Может, кто-нибудь обидится, Но я, право, не шучу: Испугать, в углу привидеться - Совершенно не хочу. Жаль, что вдруг тебя казнят, - ты с душой хорошею. Можешь запросто, солдат, звать меня Тимошею". 1974 9. Солдат и привидение
"Я - Баба-Яга, Вот и вся недолга, Я езжу в немазанной ступе. Я к русскому духу не очень строга: Люблю его... сваренным в супе. Ох, надоело по лесу гонять, Зелье я переварила... Нет, что-то стала совсем изменять Наша нечистая сила!" "Привет! Добрый день! Я - дак Оборотень! Неловко вчерась обернулся: Хотел превратиться в дырявый плетень, Да вот посередке запнулся. И кто я теперь - самому не понять, - Эк меня, братцы, скривило!.. Нет, что-то стала совсем изменять Наша нечистая сила!" "Я - старый больной Озорной Водяной, Но мне надоела квартира: Лежу под корягой, простуженный, злой, А в омуте - мокро и сыро. Вижу намедни - утопленник. Хвать! А он меня - пяткой по рылу!.. Нет, перестали совсем уважать Нашу нечистую силу!" "Такие дела: Лешачиха со зла, Лишив меня лешешевелюры, Вчера из дупла на мороз прогнала - У ней с Водяным шуры-муры. Со свету стали совсем изживать - Прост-таки гонят в могилу... Нет, перестали совсем уважать Нашу нечистую силу!" "Русалке легко: Я хвостом-плавником Коснусь холодком под сердечко... Но вот с современным утопленником Теперь то и дело осечка! Как-то утопленник стал возражать - Ох, наглоталась я илу! Ах, перестали совсем уважать Нашу нечистую силу!" "А я - Домовой, Я домашний, я - свой, А в дом не могу появиться - С утра и до ночи стоит дома вой: Недавно вселилась певица! Я ей - добром, а она - оскорблять: Мол, Домового - на мыло! Видно, нам стала всем изменять Наша нечистая сила!" 1974 10. Куплеты нечистой силы
Когда пуста казна, Тогда страна бедна, И если грянет война, Так всем настанет хана. Но если казна полна, То может лопнуть она, - А если лопнет казна, Так всем нам грош цена. Ну а наша профессия - Изнутри и извне Сохранять равновесие В этой самой казне. Мы - дружки закадычные, Любим хвать и похвать, - Сядем в карты играть. Только чур на наличные! Только чур мухлевать! "Вот я - смотритель касс, Я вроде - кассоглаз, Хотя за мной-то как раз И нужен бы глаз да глаз". "А я забыл, кто я. Звук злата все звончей. Казна - известно чья? А я - так казначей?!" Мы долги полной платою Отдаем целиком, Подгребаем лопатою И горстями гребем. Нас понять захотите ли - Двух друзей-горемык? - Не хотим мы тюрьмы: Мы же не расхитители - Уравнители мы. У нас болит спина, По швам трещит казна, - Играем без отдыха-сна - И будет казна спасена. Легко, без кутерьмы, Когда придут нас брать, Дойдем мы до тюрьмы - Туда рукой подать. Зато наша профессия - Изнутри и извне Сохранять равновесие В этой самой казне. Нас понять захотите ли - Двух друзей-горемык? - не хотим мы тюрьмы: Мы же не расхитители - Уравнители мы. 1974 11. Куплеты кассира и казначея
Ни пуха ни пера Касатику - Желали мы вчера Солдатику, - И не очень сплоховал Нисколечко - Обратно в лес прогнал Разбойничка! От нашего жилья Спровадил Соловья, - Над нами супостат не властвует! Из бедного житья - Да в царские зятья! Да здравствует солдат! Да здравствует! Ни пуха не пера Касатику! Всеобщее ура Солдатику! Геройский совершил Поступочек! Корону защитил, Заступничек! От нашего жилья Спровадил Соловья, - Над нами супостат не властвует! Из бедного житья - Да в царские зятья! Да здравствует солдат! Да здравствует! 1974 12. Солдат с победою
Подходи, народ, смелее - Слушай, переспрашивай! Мы споем про Евстигнея - Государя нашего. Вы себе представьте сцену, Как папаша Евстигней Дочь - царевну Аграфену Хочет сплавить поскорей. Но не получается - Царевна не сплавляется! Как-то ехал царь из леса, Весело, спокойненько, - Вдруг услышал свист балбеса Соловья-разбойника. С той поры царя корежит, Словно кость застряла в ем: Пальцы в рот себе заложит - Хочет свистнуть Соловьем! Надо с этим бой начать, А то начнет разбойничать! Царь - ни шагу из квартиры, А друзья-приятели - Казначеи и кассиры - Полказны растратили. Ох! Враги пришли к палатам - Окна все повыбили, - Евстигней перед солдатом Гнется в три погибели. Стелется, старается, В лепешку расшибается! Как сорвался царь с цепочки - Цикает да шикает, - Он с утра на нервной почке Семечки шабрыкает. Царь солдата ухайдакал: То - не то, и это - нет, - Значит, царь - эксплуататор, Настоящий дармоед. Потому он злобится, Что с ним никто не водится! Все мы знали Евстигнея, Петею воспетого, - Правда, Петя - не умнее Евстигнея этого. Лизоблюд придворный наспех Сочинил царю стихи - Получилось курам на смех, Мухи дохнут от тоски. А царь доволен, значится - Того гляди расплачется! "Царь наш батюшка в почете, Добрый он и знающий. Ну а вы себя ведете Крайне вызывающе! Царь о подданных печется От зари и до зари!" Вот когда он испечется - Мы посмотрим, что внутри! Как он ни куражится, Там вряд ли что окажется! "Послужили мы и хватит - Бюллетень гоните нам, - Да и денег мало платят Нам, телохранителям!" "А с меня вода как с гуся, - Щас как выйду на пустырь, От престола отрекуся, Заточуся в монастырь!" Вот царь-батюшка загнул - Чуть не до смерти пугнул! Перестал дурачится, А начал фордыбачиться! 1974 13. Частушки Марии
Ты, звонарь-пономарь, не кемарь, Звонкий колокол раскочегаривай! Ты, очнись, встрепенись, гармонист, Переливами щедро одаривай! Мы беду навек спровадили, В грудь ей вбили кол осиновый. Перебор сегодня свадебный, Звон над городом - малиновый. Эй, гармошечка, дразни, Не спеши, подманивай! Главный колокол, звони, Маленький, подзванивай! Крикуны, певуны, плясуны! Оглашенные, неугомонные! Нынче пир, буйный пир на весь мир! Все - желанные, все - приглашенные! Как на ярмарочной площади Вы веселие обрящете, Там и горло прополощете, Там споете и попляшете! Не серчай, а получай Чашу полновесную! Подходи да привечай Жениха с невестою! Топочи, хлопочи, хохочи! Хороводы води развеселые! По бокам, по углам - к старикам Разойдись, недоеные, квелые! Поздравляй, да с пониманием, За застольною беседою - Со счастливым сочетанием Да с законною победою! Наша свадьба - не конец Дельцу пустяковому: Делу доброму венец, Да начало новому! 1974 14. Свадебная
Песни из кинофильма
"Одиножды один"
Я полмира почти через злые бои Прошагал и прополз с батальоном, А обратно меня за заслуги мои С санитарным везли эшелоном. Подвезли на родимый порог, - На полуторке к самому дому. Я стоял - и немел, а над крышей дымок Поднимался не так - по-другому. Окна словно боялись в глаза мне взглянуть. И хозяйка не рада солдату - Не припала в слезах на могучую грудь, А руками всплеснула - и в хату. И залаяли псы на цепях. Я шагнул в полутемные сени, За чужое за что-то запнулся в сенях, Дверь рванул - подкосились колени. Там сидел за столом, да на месте моем, Неприветливый новый хозяин. И фуфайка на нем, и хозяйка при нем, - Потому я и псами облаян. Это значит, пока под огнем Я спешил, ни минуты не весел, Он все вещи в дому переставил моем И по-своему все перевесил. Мы ходили под богом - под богом войны, Артиллерия нас накрывала, Но смертельная рана зашла со спины И изменою в сердце застряла. Я себя в пояснице согнул, Силу-волю позвал на подмогу: "Извините, товарищи, что завернул По ошибке к чужому порогу". Дескать, мир да любовь вам, да хлеба на стол, Чтоб согласье по дому ходило... Ну а он - даже ухом в ответ не повел, Вроде так и положено было. Зашатался некрашенный пол, Я не хлопнул дверьми, как когда-то, - Только окна раскрылись, когда я ушел, И взглянули мне вслед виновато. 1974 1. Песня Вани у Марии
Ах! В поднебесье летал лебедь черный, младой да проворный. Ах! Да от лета устал, одинокий, да смелый, да гордый. Ах! Да снижаться он стал с высоты со своей лебединой. Ах! Два крыла распластал - нет уж сил и на взмах на единый. Ах не зря гармонь пиликает - Ваня песенку мурлыкает С уваженьем да почтеньем, Да, конечно, со значеньем. Ах! На крутом берегу, словно снег среди лета, не тая. Ах! На залетном лугу - лебединая белая стая. Ах! Да не зря он кружил, да и снизился не понапрасну. Ах! Он от стаи отбил лебедь белую - саму прекрасную. Ах вы, добры люди-граждане, Вы б лебедушку уважили - Затянули бы протяжную Про красу ее лебяжую. Ох! Да и слов не сыскать, вон и голос дрожит неумелый. Ох! Другу дружка под стать - лебедь черный да лебеди белой. Ах! Собралися в полет оба-двое крылатые вместе. Ах! Расступися, народ, поклонись жениху и невесте! Ах спасибо, люди-граждане, Что невестушку уважили, Жениха не забываете Да обоих привечаете! 1974 2. Песня о черном и белом лебедях
Ах не стойте в гордыне, Подходите к крыльцу. А и вы, молодые, Поклонитесь отцу! Он - сердитый да строгий: Как сподлобья взглянет, Так вы падайте в ноги - Может, он отойдет. Вам отцу поклониться - Тоже труд небольшой, - Он лицом просветлится, Помягчеет душой. Вы с того начинайте, И потом до конца, Во всю жизнь привечайте Дорогого отца! 1974 3. Величальная - отцу
Не сгрызть меня - Невеста я! Эх, жизнь моя Интересная! Кружи-ворожи, Кто стесняется? Подол придержи - Подымается! И в девках мне Было весело, А все ж любовь Перевесила! Кружи-ворожи, Кто стесняется? Подол придержи - Подымается! Сноха лиха Да и кума лихая Учат жить меня, А я сама такая! Кружи-ворожи, Кто стесняется? Подол придержи - Подымается! 1974 4. Частушки к свадьбе
Кто старше нас на четверть века, тот Уже постиг и близости и дали, Им повезло - и кровь, и дым, и пот Они понюхали, хлебнули, повидали, Прошли через бригаду или взвод. И ехали в теплушках - не в тепле, На стройки, на фронты и на рабфаки. Они ходили в люди по земле И в штыковые жесткие атаки. То время эшелонное прошло - В плацкартах едем, травим анекдоты... Мы не ходили - шашки наголо, В отчаяньи не падали на доты! И все-таки традиция живет: Взяты не все вершины и преграды - Не потому ли летом каждый год Идем в студенческие наши стройотряды И сверх программы мы сдаем зачет. Песок в глазах, в одежде и в зубах - Мы против ветра держим путь на тракте, На дивногорских Каменных Столбах Хребты себе ломаем и характер. Мы гнемся в три погибели - ну, что ж, Такой уж ветер... Только, друг, ты знаешь - Зато ничем нас после не согнешь, Зато нас на равнине не сломаешь! 1974 5. Студенческая песня
Гули-гули-гуленьки, Девоньки-девуленьки! Вы оставьте мне на память В сердце загогулинки. Не гляди, что я сердит: По тебе же сохну-то! Я не с фронта инвалид, Я - любовью трехнутый. Выходите к Ванечке, Манечки-мотанечки! Что стоите, как старушки, - Божьи одуванчики? Милый мой - каменотес, Сильный он да ласковый, Он мне с Англии привез Лифчик пенопластовый. Здеся мода отстает. Вот у нас в Австралии, Очень в моде в этот год В три обхвата талии. Уж не знаю я, как тут, А, к примеру, в Дании Девок в ЗАГСы волокут При втором свидании. Я не знаю, как у вас, А у нас во Франции Замуж можно в десять раз - Все без регистрации. Ох! Табань, табань, табань, А то в берег врежемся. Не вставай в такую рань, Давай еще понежимся! Без ушка - иголочка, Оля! Олька, Олечка, Поднеси-ка инвалиду Столько, да полстолечка. На пути, на перепутьи Молодуху сватал дед, Сперва думали, что шутит, Оказалося, что нет. Мой миленок все допил Дочиста и допьяна, Потому и наступил В мире кризис топливный. Ты не вой, не ной, не ной - Этот кризис нефтяной, Надо больше опасаться, Что наступит спиртовой! Гляну я - одна семья На таком воскреснике: Все друг другу кумовья, Али даже крестники. 1974 6. Субботник
Зря ты, Ванечка, бредешь Вдоль оврага. На пути - каменья сплошь, Резвы ножки обобьешь, Бедолага! Тело в эдакой ходьбе Ты измучил, А и, кажется, себе Сам наскучил. Стал на беглого похож Аль на странничка. Может, сядешь, отдохнешь, Ваня-Ванечка?! Ваня! Что, Ванюша, путь трудней? Хворь напала? Вьется тропка меж корней, До конца пройти по ней - Жизни мало. Славно, коль судьбу узнал Распрекрасну, Ну а вдруг коней загнал Понапрасну?! Али вольное житье Слаще пряничка? Ах ты, горюшко мое, Ваня-Ванечка! Ваня! Ходят слухи, будто сник Да бедуешь, Кудри сбросил - как без них? - Сыт ли ты, или привык, Голодуешь! Хорошо ли бобылем Да без крова? Это, Ваня, непутем, - Непутево! Горемычный мой, дошел Ты до краюшка! Тополь твой уже отцвел, Ваня-Ванюшка! Ваня! 1974 7. Грустная песня о Ванечке
Эх, недаром говорится: Мастер дала не боится, Пусть боится дело это Ваню - мастера паркета. Не берись, коль не умеешь, Не умеючи - не трожь, Не подмажешь - не поедешь, А подмажешь - упадешь! Даже в этой пятилетке На полу играют детки, - Проливают детки слезы От какой-нибудь занозы. Пусть елозят наши дети, Пусть играются в юлу На натертом на паркете - На надраенном полу. Говорят, забудут скоро Люди званье полотера, - В наше время это мненье - Роковое заблужденье. Посреди родной эпохи Ты на щетках попляши, - С женским полом шутки плохи, А с натертым - хороши! 1974 8. Песня Вани перед студентами
На дистанции - четверка первачей, - Каждый думает, что он-то побойчей, Каждый думает, что меньше всех устал, Каждый хочет на высокий пьедестал. Кто-то кровью холодней, кто горячей, - Все наслушавшись напутственных речей, Каждый съел примерно поровну харчей, - Но судья не зафиксирует ничьей. А борьба на всем пути - В общем, равная почти. "Расскажите, как идут, бога ради, а?" "Телевиденье тут вместе с радио! Нет особых новостей - все ровнехонько, Но зато накал страстей - о-хо-хо какой!" Номер первый - рвет подметки как герой, Как под гору катит, хочет под горой Он в победном ореоле и в пылу Твердой поступью приблизиться к котлу. Почему высоких мыслей не имел? - Потому что в детстве мало каши ел, Голодал он в этом детстве, не дерзал, - Успевал переодеться - и в спортзал. Что ж, идеи нам близки - Первым лучшие куски, А вторым - чего уж тут, он все выверил - В утешение дадут кости с ливером. Номер два - далек от плотских тех утех, - Он из сытых, он из этих, он из тех, - Он надеется на славу, на успех - И уж ноги задирает выше всех. Ох, наклон на вираже - бетон у щек! Краше некуда уже, а он - еще! Он стратег, он даже тактик, словом - спец, - Сила, воля плюс характер - молодец! Четок, собран, напряжен И не лезет на рожон, - Этот - будет выступать на Салониках, И детишек поучать в кинохрониках, И соперничать с Пеле в закаленности, И являть пример целе- устремленности! Номер третий - убелен и умудрен, - Он всегда - второй надежный эшелон, - Вероятно, кто-то в первом заболел, Но, а может, его тренер пожалел. И назойливо в ушах звенит струна: У тебя последний шанс, эх, старина! Он в азарте - как мальчишка, как шпана, - Нужен спурт - иначе крышка и хана! Переходит сразу он В задний старенький вагон, Где былые имена - прединфарктные, Где местам одна цена - все плацкартные. А четвертый - тот, что крайний, боковой, - Так бежит - ни для чего, ни для кого: То приблизится - мол, пятки оттопчу, То отстанет, постоит - мол, так хочу. Не проглотит первый лакомый кусок, Не надеть второму лавровый венок, Ну а третьему - ползти На запасные пути... Сколько все-таки систем в беге нынешнем! - Он вдруг взял да сбавил темп перед финишем, Майку сбросил - вот те на! - не противно ли? Поведенье бегуна - неспортивное! На дистанции - четверка первачей, Злых и добрых, бескорыстных и рвачей. Кто из них что исповедует, кто чей? ...Отделяются лопатки от плечей - И летит уже четверка первачей! 1974 Кто за чем бежит
Себя от надоевшей славы спрятав, В одном из их Соединенных Штатов, В глуши и дебрях чуждых нам систем Жил-был известный больше чем Иуда, Живое порожденье Голливуда - Артист, Джеймс Бонд, шпион, агент 07. Был этот самый парень - Звезда, ни дать ни взять, - Настолько популярен, Что страшно рассказать. Да шуточное ль дело - Почти что полубог! Известный всем Марчелло В сравненьи с ним - щенок. Он на своей на загородной вилле Скрывался, чтоб его не подловили, И умирал от скуки и тоски. А то, бывало, встретят у квартиры - Набросятся и рвут на сувениры Последние штаны и пиджаки. Вот так и жил как в клетке, Ну а в кино - потел: Различные разведки Дурачил как хотел. То ходит в чьей-то шкуре, То в пепельнице спит, А то на абажуре Ково-нибудь соблазнит. И вот артиста этого - Джеймс Бонда - Товарищи из Госафильмофонда В совместную картину к нам зовут, - Чтоб граждане его не узнавали, Он к нам решил приехать в одеяле: Мол, все равно на клочья разорвут. Ну посудите сами: На проводах в ЮСА Все хиппи с волосами Побрили волоса; С него сорвали свитер Отгрызли вмиг часы И растащили плиты Со взлетной полосы. И вот в Москве нисходит он по трапу, Дает доллар носильщику на лапу И прикрывает личность на ходу, - Вдруг ктой-то шасть на "газике" к агенту, И - киноленту вместо документу, Что, мол, свои, мол, хау ду ю ду! Огромная колонна Стоит сама в себе, - Но встречает чемпиона По стендовой стрельбе. Попал во все, что было, Тот выстрелом с руки, - Ну все с ума сходило, С ума и мужики. Довольный, что его не узнавали, Он одеяло снял в "Национале", - Но, несмотря на личность и акцент, Его там обозвали оборванцем, Который притворился иностранцем И заявил, что, дескать, он - агент. Швейцар его - за ворот, - Решил открыться он: "07 я!" - "Вам межгород - Так надо взять талон!" Во рту скопилась пена И горькая слюна, - И в позе супермена Он уселся у окна. Но вот киношестерки прибежали И недоразумение замяли, И разменяли фунты на рубли. ...Уборщица кричала: "Вот же пройда! Подумаешь - агентишка какой-то! У нас в девятом - принц из Сомали!" 1974 Песня про Джеймса Бонда, агента 007
Если где-то в чужой, неспокойной ночи Ты споткнулся и ходишь по краю - Не таись, не молчи, до меня докричи, - Я твой голос услышу, узнаю. Может, с пулей в груди ты лежишь в спелой ржи - Потерпи! - я спешу, и усталости ноги не чуют. Мы вернемся туда, где и воздух, и травы врачуют, Только ты не умри, только кровь удержи. Если ж конь под тобой - ты домчи, доскачи, - Конь дорогу отыщет, буланый, В те края, где всегда бьют живые ключи, И они исцелят твои раны. Где же ты? - взаперти или в долгом пути, На развилках каких, перепутиях и перекрестках? Может быть, ты устал, приуныл, заблудился в трех соснах И не можешь обратно дорогу найти? Здесь такой чистоты из-под снега ручьи - Не найдешь, не придумаешь краше. Здесь цветы, и кусты, и деревья - ничьи. Стоит нам захотеть - будут наши. Если трудно идешь, по колена в грязи, Да по острым камням, босиком по воде по студеной, Пропыленный, обветренный, дымный, огнем опаленный - Хоть какой, - доберись, добреди, доползи! 1974 x x x
В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха, На кручах таких, на какие никто не проник, Жило-поживало веселое горное, горное эхо, Оно отзывалось на крик - человеческий крик. Когда одиночество комом подкатит под горло И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадет, - Крик этот о помощи эхо подхватит, подхватит проворно, Усилит и бережно в руки своих донесет. Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья, Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп, - Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье. И эхо связали, и в рот ему всунули кляп. Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха. И эхо топтали, но звука никто не слыхал. К утру расстреляли притихшее горное, горное эхо - И брызнули камни - как слезы - из раненных скал... 1974 Расстрел горного эха
Водой наполненные горсти Ко рту спешили поднести - Впрок пили воду черногорцы И жили впрок - до тридцати. А умирать почетно было Средь пуль и матовых клинков, И уносить с собой в могилу Двух-трех врагов, двух-трех врагов. Пока курок в ружье не стерся, Стреляли с седел, и с колен. И в плен не брали черногорца - Он просто не сдавался в плен. А им прожить хотелось до ста, До жизни жадным, - век с лихвой В краю, где гор и неба вдосталь, И моря тоже - с головой: Шесть сотен тысяч равных порций Воды живой в одной горсти... Но проживали черногорцы Свой долгий век - до тридцати. И жены их водой помянут - И прячут их детей в горах До той поры, пока не станут Держать оружие в руках. Беззвучно надевали траур И заливали очаги, И молча лили слезы в траву, Чтоб не услышали враги. Чернели женщины от горя, Как плодородные поля, За ними вслед чернели горы, Себя огнем испепеля. То было истинное мщенье - Бессмысленно себя не жгут! - Людей и гор самосожженье, Как несогласие и бунт. И пять веков как божьи кары, Как мести сына за отца, Пылали горные пожары И черногорские сердца. Цари менялись, царедворцы, Но смерть в бою всегда в чести, - Не уважали черногорцы Проживших больше тридцати. Мне одного рожденья мало - Расти бы мне из двух корней! Жаль, Черногория не стала Второю родиной моей. 1974 x x x
Очи черные
Во хмелю слегка Лесом правил я. Не устал пока, - Пел за здравие. А умел я петь Песни вздорные: "Как любил я вас, Очи черные..." То плелись, то неслись, то трусили рысцой. И болотную слизь конь швырял мне в лицо. Только я проглочу вместе с грязью слюну, Штоф у горла скручу - и опять затяну: "Очи черные! Как любил я вас..." Но - прикончил я То, что впрок припас. Головой тряхнул, Чтоб слетела блажь, И вокруг взглянул - И присвистнул аж: Лес стеной впереди - не пускает стена, - Кони прядут ушами, назад подают. Где просвет, где прогал - не видать ни рожна! Колют иглы меня, до костей достают. Коренной ты мой, Выручай же, брат! Ты куда, родной, - Почему назад?! Дождь - как яд с ветвей - Недобром пропах. Пристяжной моей Волк нырнул под пах. Вот же пьяный дурак, вот же налил глаза! Ведь погибель пришла, а бежать - не суметь, - Из колоды моей утащили туза, Да такого туза, без которого - смерть! Я ору волкам: "Побери вас прах!..." - А коней пока Подгоняет страх. Шевелю кнутом - Бью крученые И ору притом: "Очи черные!.." Храп, да топот, да лязг, да лихой перепляс - Бубенцы плясовую играют с дуги. Ах вы кони мои, погублю же я вас, - Выносите, друзья, выносите, враги! ...От погони той Даже хмель иссяк. Мы на кряж крутой - На одних осях, В хлопьях пены мы - Струи в кряж лились, - Отдышались, отхрипели Да откашлялись. Я лошадкам забитым, что не подвели, Поклонился в копыта, до самой земли, Сбросил с воза манатки, повел в поводу... Спаси бог вас, лошадки, что целым иду! I. Погоня
Что за дом притих, Погружен во мрак, На семи лихих Продувных ветрах, Всеми окнами Обратясь в овраг, А воротами - На проезжий тракт? Ох, устал я, устал, - а лошадок распряг. Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги! Никого, - только тень промелькнула в сенях, Да стервятник спустился и сузил круги. В дом заходишь как Все равно в кабак, А народишко - Каждый третий - враг. Своротят скулу, Гость непрошенный! Образа в углу - И те перекошены. И затеялся смутный, чудной разговор, Кто-то песню стонал и гитару терзал, И припадочный малый - придурок и вор - Мне тайком из-под скатерти нож показал. "Кто ответит мне - Что за дом такой, Почему - во тьме, Как барак чумной? Свет лампад погас, Воздух вылился... Али жить у вас Разучилися? Двери настежь у вас, а душа взаперти. Кто хозяином здесь? - напоил бы вином". А в ответ мне: "Видать, был ты долго в пути - И людей позабыл, - мы всегда так живем! Траву кушаем, Век - на щавеле, Скисли душами, Опрыщавели, Да еще вином Много тешились, - Разоряли дом, Дрались, вешались". "Я коней заморил, - от волков ускакал. Укажите мне край, где светло от лампад. Укажите мне место, какое искал, - Где поют, а не стонут, где пол не покат". "О таких домах Не слыхали мы, Долго жить впотьмах Привыкали мы. Испокону мы - В зле да шепоте, Под иконами В черной копоти". И из смрада, где косо висят образа, Я, башку очертя гнал, забросивши кнут, Куда кони несли да глядели глаза, И где люди живут, и - как люди живут. ...Сколько кануло, сколько схлынуло! Жизнь кидала меня - не докинула. Может, спел про вас неумело я, Очи черные, скатерть белая?! 1974 II. Старый дом
Жили-были на море - Это значит плавали, Курс держали правильный, слушались руля. Заходили в гавани - Слева ли, справа ли - Два красивых лайнера, судна, корабля: Белоснежнотелая, Словно лебедь белая, В сказочно-классическом плане, - И другой - он в тропики Плавал в черном смокинге - Лорд - трансатлантический лайнер. Ах, если б ему в голову пришло, Что в каждый порт уже давно влюбленно, Спешит к нему под черное крыло Стремительная белая мадонна! Слезы льет горючие В ценное горючее И всегда надеется в тайне, Что, быть может, в Африку Не уйдет по графику Этот недогадливый лайнер. Ах, если б ему в голову взбрело, Что в каждый порт уже давно влюбленно Прийти к нему под черное крыло Опаздывает белая мадонна! Кораблям и поздняя Не к лицу коррозия, Не к лицу морщины вдоль белоснежных крыл, И подтеки синие Возле ватерлинии, И когда на смокинге левый борт подгнил. Горевал без памяти В доке, в тихой заводи, Зол и раздосадован крайне, Ржавый и взъерошенный И командой брошенный, В гордом одиночестве лайнер. А ей невероятно повезло: Под танго музыкального салона Пришла к нему под черное крыло - И встала рядом белая мадонна! 1974 x x x
Сначала было Слово печали и тоски, Рождалась в муках творчества планета, - Рвались от суши в никуда огромные куски И островами становились где-то. И, странствуя по свету без фрахта и без флага Сквозь миллионолетья, эпохи и века, Менял свой облик остров, отшельник и бродяга, Но сохранял природу и дух материка. Сначала было Слово, но кончились слова, Уже матросы Землю населяли, - И ринулись они по сходням вверх на острова, Для красоты назвав их кораблями. Но цепко держит берег - надежней мертвой хватки, - И острова вернутся назад наверняка, На них царят морские - особые порядки, На них хранят законы и честь материка. Простит ли нас наука за эту параллель, За вольность в толковании теорий, - И если уж сначала было слово на Земле, То это, безусловно, - слово "море"! 1974 x x x
I. Инструкция перед поездкой за рубеж,
Я вчера закончил ковку, Я два плана залудил, - И в загранкомандировку От завода угодил. Копоть, сажу смыл под душем, Съел холодного язя, - И инструктора прослушал - Что там можно, что нельзя. Там у них пока что лучше бытово, - Так чтоб я не отчубучил не того, - Он мне дал прочесть брошюру - как наказ, Чтоб не вздумал жить там сдуру как у нас. Говорил со мной как с братом Про коварный зарубеж, Про поездку к демократам В польский город Будапешт: "Там у них уклад особый - Нам так сразу не понять, - Ты уж их, браток, попробуй Хоть немного уважать. Будут с водкою дебаты - отвечай: "Нет, ребяты-демократы, - только чай!" От подарков их сурово отвернись: "У самих добра такого - завались!" Он сказал: "Живя в комфорте - Экономь, но не дури, - И гляди не выкинь фортель - С сухомятки не помри! В этом чешском Будапеште Уж такие времена - Может, скажут "пейте-ешьте", Ну а может - ни хрена!" Ох, я в Венгрии на рынок похожу. На немецких на румынок погляжу! Демократки, уверяли кореша, Не берут с советских граждан ни гроша. "Буржуазная зараза Все же ходит по пятам, - Опасайся пуще сглаза Ты внебрачных связей там: Там шпиенки с крепким телом, - Ты их в дверь - они в окно! Говори, что с этим делом Мы покончили давно. Но могут действовать они не прямиком: Шасть в купе - и притвориться мужиком, - А сама наложит тола под корсет... Проверяй, какого пола твой сосед!" Тут давай его пытать я: "Опасаюсь - маху дам, - Как проверить? - лезть под платье - Так схлопочешь по мордам!" Но инструктор - парень дока, Деловой - попробуй срежь! И опять пошла морока Про коварный зарубеж... Популярно объясняю для невежд: Я к болгарам уезжаю - в Будапешт. "Если темы там возникнут - сразу снять, - Бить не нужно, а не вникнут - разъяснять!" Я ж по-ихнему - ни слова, - Ни в дугу и ни в тую! Молот мне - так я любого В своего перекую! Но ведь я - не агитатор, Я - потомственный кузнец... Я к полякам в Улан-Батор Не поеду наконец! Сплю с женой, а мне не спится: "Дусь, а Дусь! Может, я без заграницы обойдусь? Я ж не ихнего замесу - я сбегу, Я ж на ихнем - ни бельмеса, ни гугу!" Дуся дремлет как ребенок, Накрутивши бигуди, - Отвечает мне спросонок: "Знаешь, Коля, - не зуди! Что ты, Коля, больно робок - Я с тобою разведусь! - Двадцать лет живем бок о бок - И все время: "Дуся, Дусь..." Обещал - забыл ты, нешто? ну хорош! - Что клеенку с Бангладешта привезешь. Сбереги там пару рупий - не бузи, - Хоть че - хоть черта в ступе - привези!" Я уснул, обняв супругу - Дусю нежную мою, - Снилось мне, что я кольчугу, Щит и меч себе кую. Там у них другие мерки, - Не поймешь - съедят живьем, - И все снились мне венгерки С бородами и с ружьем. Снились Дусины клеенки цвета беж И нахальные шпиенки в Бангладеш... Поживу я - воля божья - у румын, - Говорят - они с Поволжья, как и мы! Вот же женские замашки! - Провожала - стала петь. Отутюжила рубашки - Любо-дорого смотреть. До свиданья, цех кузнечный, Аж до гвоздика родной! До свиданья, план мой встречный, Перевыполненный мной! Пили мы - мне спирт в аорту проникал, - Я весь путь к аэропорту проикал. К трапу я, а сзади в спину - будто лай: "На кого ты нас покинул, Николай!" 1974 или Полчаса в месткоме
В. Румянцеву Над Шере- метьево В ноябре третьего - Метеоусловия не те, - Я стою встревоженный, Бледный, но ухоженный, На досмотр таможенный в хвосте. Стоял сначала - чтоб не нарываться: Ведь я спиртного лишку загрузил, - А впереди шмонали уругвайца, Который контрабанду провозил. Крест на груди в густой шерсти, - Толпа как хором ахнет: "За ноги надо потрясти, - Глядишь - чего и звякнет!" И точно: ниже живота - Смешно, да не до смеха - Висели два литых креста Пятнадцатого века. Ох, как он сетовал: Где закон - нету, мол! Я могу, мол, опоздать на рейс!.. Но Христа распятого В половине пятого Не пустили в Буэнос-Айрес. Мы все-таки мудреем год от года - Распятья нам самим теперь нужны, - Они - богатство нашего народа, Хотя и - пережиток старины. А раньше мы во все края - И надо и не надо - Дарили лики, жития, - В окладе, без оклада... Из пыльных ящиков косясь Безропотно, устало, - Искусство древнее от нас, Бывало, и - сплывало. Доктор зуб высверлил Хоть слезу мистер лил, Но таможенник вынул из дупла, Чуть поддев лопатою, - Мраморную статую - Целенькую, только без весла. Общупали заморского барыгу, Который подозрительно притих, - И сразу же нашли в кармане фигу, А в фиге - вместо косточки - триптих. "Зачем вам складень, пассажир? - Купили бы за трешку В "Березке" русский сувенир - Гармонь или матрешку!" "Мир-дружба! Прекратить огонь!" - Попер он как на кассу, Козе - баян, попу - гармонь, Икону - папуасу! Тяжело с истыми Контрабан- дистами! Этот, что статуи был лишен, - Малый с подковыркою, - Цыкнул зубом с дыркою, Сплюнул - и уехал в Вашингтон. Как хорошо, что бдительнее стало, - Таможня ищет ценный капитал - Чтоб золотинки с нимба не упало, Чтобы гвоздок с распятья не пропал! Таскают - кто иконостас, Кто - крестик, кто - иконку, - Так веру в Господа от нас Увозят потихоньку. И на поездки в далеко - Навек, бесповоротно - Угодники идут легко, Пророки - неохотно. Реки лью потные! Весь я тут, вот он я - Слабый для таможни интерес, - Правда, возле щиколот Синий крестик выколот, - Но я скажу, что это - Красный Крест. Один мулла триптих запрятал в книги, - Да, контрабанда - это ремесло! Я пальцы сжал в кармане в виде фиги - На всякий случай - чтобы пронесло. Арабы нынче - ну и ну! - Европу поприжали, - Мы в "шестидневную войну" Их очень поддержали. Они к нам ездят неспроста - Задумайтесь об этом! - Увозят нашего Христа На встречу с Магометом. ...Я пока здесь еще, Здесь мое детище, - Все мое - и дело, и родня! Лики - как товарищи - Смотрят понимающе С почерневших досок на меня. Сейчас, как в вытрезвителе ханыгу, Разденут - стыд и срам - при всех святых, - Найдут в мозгу туман, в кармане фигу, Крест на ноге - и кликнут понятых! Я крест сцарапывал, кляня Судьбу, себя - все вкупе, - Но тут вступился за меня Ответственный по группе. Сказал он тихо, делово - Такого не обшаришь: Мол, вы не трогайте его, Мол, кроме водки - ничего, - Проверенный товарищ! 1974 или 1975 II. Случай на таможне
Еще - ни холодов, ни льдин, Земля тепла, красна калина, - А в землю лег еще один На Новодевичьем мужчина. Должно быть, он примет не знал, - Народец праздный суесловит, - Смерть тех из нас всех прежде ловит, Кто понарошку умирал. Коль так, Макарыч, - не спеши, Спусти колки, ослабь зажимы, Пересними, перепиши, Переиграй, - останься живым. Но, в слезы мужиков вгоняя, Он пулю в животе понес, Припал к земле, как верный пес... А рядом куст калины рос - Калина красная такая. Смерть самых лучших намечает - И дергает по одному. Такой наш брат ушел во тьму! - Не поздоровилось ему, - Не буйствует и не скучает. А был бы "Разин" в этот год... Натура где? Онега? Нарочь? Все - печки-лавочки, Макарыч, - Такой твой парень не живет! Вот после временной заминки Рок процедил через губу: "Снять со скуластого табу - За то, что он видал в гробу Все панихиды и поминки. Того, с большой душою в теле И с тяжким грузом на горбу, - Чтоб не испытывал судьбу, - Взять утром тепленьким в постели!" И после непременной бани, Чист перед богом и тверез. Взял да и умер он всерьез - Решительней, чем на экране. 1974 Памяти Василия Шукшина
День без единой смерти
Секунд, минут, часов - нули. Сердца с часами сверьте! Объявлен праздник всей Земли: "День без единой смерти". Вход в рай забили впопыхах, Ворота ада - на засове, Без оговорок и условий Все согласовано в верхах. Старухе Смерти взятку дали И погрузили в забытье - И напоили вдрызг ее И даже косу отобрали. Никто от родов не умрет, От старости, болезней, от Успеха, страха, срама, оскорблений. Ну а за кем недоглядят, Тех беспощадно оживят - Спокойно, без особых угрызений. И если где резня теперь - Ножи держать тупыми! А если бой, то - без потерь, Расстрел - так холостыми. Указ гласит без всяких "но": "Свинцу отвешивать поклоны, Чтоб лучше жили миллионы, - На этот день запрещено. И вы, убийцы, пыл умерьте, - Забудьте мстить и ревновать! Бить можно, но - не убивать, Душить, но только не до смерти. Конкретно, просто, делово: Во имя черта самого Никто нигде не обнажит кинжалов. И злой палач на эшафот Ни капли крови не прольет За торжество добра и идеалов. Оставьте, висельники, тли, Дурацкие затеи! Вы, вынутые из петли, Не станете святее. Вы нам противны и смешны, Слюнтяи, трусы, самоеды, - У нас несчастия и беды На этот день отменены! Не смейте вспарывать запястья, И яд глотать, и в рот стрелять, На подоконники вставать, Нам яркий свет из окон застя! Мы будем вас снимать с петли И напоказ валять в пыли, Еще дышащих, тепленьких, в исподнем... Жить, хоть несильно, - вот приказ! Куда вы денетесь от нас: Приема нынче нет в раю Господнем. И запылают сто костров - Не жечь, а греть нам спины, И будет много катастроф, А смерти - не единой! И, отвалившись от стола, Никто не лопнет от обжорства, И падать будут из притворства От выстрелов из-за угла. И заползут в сырую келью И вечный мрак, и страшный рак, Уступит место боль и страх Невероятному веселью! Ничто не в силах помешать Нам жить, смеяться и дышать, - Мы ждем событья в радостной истоме. Для темных личностей в Столбах Полно смирительных рубах: Особый праздник в Сумасшедшем доме... I
И пробил час, и день возник, Как взрыв, как ослепленье! То тут, то там взвивался крик: "Остановись, мгновенье!" И лился с неба нежный свет, И хоры ангельские пели, И люди быстро обнаглели: Твори, что хочешь, - смерти нет! Иной до смерти выпивал - Но жил, подлец, не умирал. Другой в пролеты прыгал всяко-разно, А третьего душил сосед, А тот - его... Ну, словом, все Добро и зло творили безнаказно. Тихоня, паинька, не знал Ни драки, ни раздоров: Теперь он голос поднимал, Как колья от заборов, - Он торопливо вынимал Из мокрых мостовых булыжник, А прежде он был тихий книжник И зло с насильем презирал. Кругом никто не умирал, А тот, кто раньше понимал Смерть как награду или избавленье - Тот бить стремился наповал, А сам при этом напевал, Что, дескать, помнит чудное мгновенье. Ученый мир - так весь воспрял, И врач, науки ради, На людях яды проверял, И без противоядий. Вон там устроила погром, Должно быть, хунта или клика, Но все от мала до велика, Живут, - все кончилось путем. Самоубийц, числом до ста, Сгоняли танками с моста, Повесившихся - скопом оживляли. Фортуну - вон из колеса! - Да! День без смерти удался - Застрельщики, ликуя, пировали. Но вдруг глашатай весть разнес Уже к концу банкета, Что торжество не удалось, Что кто-то умер где-то В тишайшем уголке Земли, Где спят и страсти, и стихии, - Реаниматоры лихие Туда добраться не смогли. Кто смог дерзнуть, кто смел посметь, И как уговорил он Смерть?! Ей дали взятку - Смерть не на работе!.. Не доглядели, хоть реви, - Он просто умер от любви. На взлете умер он, на верхней ноте. 1974 или 1975 II
Все начинается со МХАТА И размещается окрест. Был быстр и короток когда-то Ваш самый первый переезд. Ах, эти годы кочевые! И вы попали с первых лет: В цвет ваши "Вечные живые", "Два цвета" тоже - в самый цвет. Как загуляли вы, ребята, - Шагнули в ногу, как один, - Из Камергерского, от МХАТа, Сначала в "Яр", потом - в "Пекин". Ты в это вникнуть попытайся, Театр однажды посетив: "Пекин" вблизи, но по-китайски Никто - во это коллектив. Еще не ночь, еще не вечер! Хоть есть прогал в твоих рядах, - Иных уж нет, а те далече, А мы - так прямо в двух шагах. Сейчас Таганка отмечает Десятилетний юбилей. Хотя таких и не бывает, - Ну, так сказать, десятилей... Наш "Современник"! Человече! Театр, Галя, Лелик, все! Еще не ночь, еще не вечер, Еще мы в яркой полосе. 1974 Театру "Современник"
Театрально-тюремный этюд
на таганские темы
Легавым быть - готов был умереть я, Отгрохать юбилей - и на тот свет! Но выяснилось: вовсе не рубеж десятилетье, Не юбилей, а просто - десять лет. И все-таки "Боржома" мне налей За юбилей. Такие даты редки! Ну ладно, хорошо, - не юбилей, А, скажем, - две нормальных пятилетки. Так с чем мы подошли к "неюбилею"? За что мы выпьем и поговорим? За то, что все вопросы и в "Конях", и в "Пелагее" - Ответы на историю с "Живым". Не пик, и не зенит, не апогей! Но я пою от имени всех зеков - Побольше нам "Живых" и "Пелагей", Ну, словом, - больше "Добрых человеков". Нам почести особые воздали: Вот деньги раньше срока за квартал, В газету заглянул, а там полным-полно регалий - Я это между строчек прочитал. Вот только про награды не найду, Нет сообщений про гастроль в загранке. Сидим в определяющем году, - Как, впрочем, и в решающем, - в Таганке. Тюрьму сломали - мусор на помойку! Но будет, где головку прислонить. Затеяли на площади годков на десять стройку, Чтоб равновесье вновь восстановить. Ох, мы поездим! Ох, поколесим! - В Париж мечтая, а в Челны намылясь - И будет наш театр и кочевым, И уличным (к чему мы и стремились). Как хорошо, мы здесь сидим без кляпа, И есть чем пить, жевать и речь вести. А эти десять лет - не путь тюремного этапа: Они - этап нелегкого пути. Пьем за того, кто превозмог и смог, Нас в юбилей привел, как полководец. За пахана! Мы с ним тянули срок - Наш первый убедительный "червонец". Еще мы пьем за спевку, смычку, спайку С друзьями с давних лет - с таганских нар - За то, что на банкетах вы делили с нами пайку, Не получив за пьесу гонорар. Редеют наши стройные ряды Писателей, которых уважаешь. Но, говорят, от этого мужаешь. За долги ваши праведны труды - Земной поклон, Абрамов и Можаич! От наших лиц остался профиль детский, Но первенец не сбит, как птица влет - Привет тебе, Андрей, Андрей Андреич Вознесенский! И пусть второго бог тебе пошлет. Ах, Зина, жаль не склеилась семья - У нас там, в Сезуане, время мало. И жаль мне, что Гертруда - мать моя, И что не мать мне Василиса, Алла. Ах, Ваня, Ваня Бортник! - тихий сапа. Как я горжусь, что я с тобой на ты! Как жаль, спектакль не видел Паша, Павел, Римский папа - Он у тебя б набрался доброты. Таганка, славься! Смейся! Плачь! Кричи! Живи и в наслажденьи, и в страданьи. Пусть лягут рядом наши кирпичи Краеугольным камнем в новом зданьи. 1974 {к 10-летию театра на Таганке}
Владимир Высоцкий. 1975 год
Замок временем срыт и укутан, укрыт В нежный плед из зеленых побегов, Но... развяжет язык молчаливый гранит - И холодное прошлое заговорит О походах, боях и победах. Время подвиги эти не стерло: Оторвать от него верхний пласт Или взять его крепче за горло - И оно свои тайны отдаст. Упадут сто замков и спадут сто оков, И сойдут сто потов целой груды веков, - И польются легенды из сотен стихов Про турниры, осады, про вольных стрелков. Ты к знакомым мелодиям ухо готовь И гляди понимающим оком, - Потому что любовь - это вечно любовь, Даже в будущем вашем далеком. Звонко лопалась сталь под напором меча, Тетива от натуги дымилась, Смерть на копьях сидела, утробно урча, В грязь валились враги, о пощаде крича, Победившим сдаваясь на милость. Но не все, оставаясь живыми, В доброте сохраняли сердца, Защитив свое доброе имя От заведомой лжи подлеца. Хорошо, если конь закусил удила И рука на копье поудобней легла, Хорошо, если знаешь - откуда стрела, Хуже - если по-подлому, из-за угла. Как у вас там с мерзавцем? Бьют? Поделом! Ведьмы вас не пугают шабашем? Но... не правда ли, зло называется злом Даже там - в добром будущем вашем? И вовеки веков, и во все времена Трус, предатель - всегда презираем, Враг есть враг, и война все равно есть война, И темница тесна, и свобода одна - И всегда на нее уповаем. Время эти понятья не стерло, Нужно только поднять верхний пласт - И дымящейся кровью из горла Чувства вечные хлынут на нас. Ныне, присно, во веки веков, старина, - И цена есть цена, и вина есть вина, И всегда хорошо, если честь спасена, Если другом надежно прикрыта спина. Чистоту, простоту мы у древних берем, Саги, сказки - из прошлого тащим, - Потому, что добро остается добром - В прошлом, будущем и настоящем! 1975 Баллада о времени
В забавах ратных целый век, В трудах, как говорится, Жил-был хороший человек, По положенью - рыцарь. Известен мало, не богат, - Судьба к нему жестока, Но рыцарь был, как говорят, Без страха и упрека. И счастье понимал он так: Турнир, триумф, повержен враг, Прижат рукою властной. Он столько раз судьбу смущал, Победы даме посвящал Единственной, прекрасной! Но были войны впереди, И от судьбы - не скрыться! И, спрятав розу на груди, В поход умчался рыцарь. И по единственной одной Он тосковал, уехав, Скучало сердце под броней Его стальных доспехов. Когда в крови под солнцем злым Копался он мечом своим В душе у иноверца, - Так счастье понимать он стал: Что не его, а он достал Врага копьем до сердца. 1975 x x x
Торопись - тощий гриф над страною кружит! Лес - обитель твою - по весне навести! Слышишь - гулко земля под ногами дрожит? Видишь - плотный туман над полями лежит? - Это росы вскипают от ненависти! Ненависть - в почках набухших томится, Ненависть - в нас затаенно бурлит, Ненависть - потом сквозь кожу сочится, Головы наши палит! Погляди - что за рыжие пятна в реке, - Зло решило порядок в стране навести. Рукоятки мечей холодеют в руке, И отчаянье бьется, как птица, в виске, И заходится сердце от ненависти! Ненависть - юным уродует лица, Ненависть - просится из берегов, Ненависть - жаждет и хочет напиться Черною кровью врагов! Да, нас ненависть в плен захватила сейчас, Но не злоба нас будет из плена вести. Не слепая, не черная ненависть в нас, - Свежий ветер нам высушит слезы у глаз Справедливой и подлинной ненависти! Ненависть - пей, переполнена чаша! Ненависть - требует выхода, ждет. Но благородная ненависть наша Рядом с любовью живет! 1975 Баллада о ненависти
Если рыщут за твоею Непокорной головой, Чтоб петлей худую шею Сделать более худой, - Нет надежнее приюта: Скройся в лес - не пропадешь, - Если продан ты кому-то С потрохами ни за грош. Бедняки и бедолаги, Презирая жизнь слуги, И бездомные бродяги, У кого одни долги, - Все, кто загнан, неприкаян, В этот вольный лес бегут, - Потому что здесь хозяин - Славный парень Робин Гуд! Здесь с полслова понимают, Не боятся острых слов, Здесь с почетом принимают Оторви-сорви-голов. И скрываются до срока Даже рыцари в лесах: Кто без страха и упрека - Тот всегда не при деньгах! Знают все оленьи тропы, Словно линии руки, В прошлом - слуги и холопы, Ныне - вольные стрелки. Здесь того, кто все теряет, Защитят и сберегут: По лесной стране гуляет Славный парень Робин Гуд! И живут да поживают Всем запретам вопреки И ничуть не унывают Эти вольные стрелки, - Спят, укрывшись звездным небом, Мох род ребра положив, - Им, какой бы холод ни был - Жив, и славно, если жив! Но вздыхают от разлуки - Где-то дом и клок земли - Да поглаживают луки, Чтоб в бою не подвели, И стрелков не сыщешь лучших!.. Что же завтра, где их ждут - Скажет первый в мире лучник Славный парень Робин Гуд! 1975 Баллада о вольных стрелках
Когда вода Всемирного потопа Вернулась вновь в границы берегов, Из пены уходящего потока На берег тихо выбралась Любовь - И растворилась в воздухе до срока, А срока было - сорок сороков... И чудаки - еще такие есть - Вдыхают полной грудью эту смесь, И ни наград не ждут, ни наказанья, - И, думая, что дышат просто так, Они внезапно попадают в такт Такого же - неровного - дыханья. Я поля влюбленным постелю - Пусть поют во сне и наяву!.. Я дышу, и значит - я люблю! Я люблю, и значит - я живу! И много будет странствий и скитаний: Страна Любви - великая страна! И с рыцарей своих - для испытаний - Все строже станет спрашивать она: Потребует разлук и расстояний, Лишит покоя, отдыха и сна... Но вспять безумцев не поворотить - Они уже согласны заплатить: Любой ценой - и жизнью бы рискнули, - Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить Волшебную невидимую нить, Которую меж ними протянули. Я поля влюбленным постелю - Пусть поют во сне и наяву!.. Я дышу, и значит - я люблю! Я люблю, и значит - я живу! Но многих захлебнувшихся любовью Не докричишься - сколько не зови, - Им счет ведут молва и пустословье, Но этот счет замешан на крови. А мы поставим свечи в изголовье Погибших от невиданной любви... И душам их дано бродить в цветах, Их голосам дано сливаться в такт, И вечностью дышать в одно дыханье, И встретиться - со вздохом на устах - На хрупких переправах и мостах, На узких перекрестках мирозданья. Свежий ветер избранных пьянил, С ног сбивал, из мертвых воскрешал, - Потому что если не любил - Значит, и не жил, и не дышал! 1975 Баллада о Любви
Трубят рога: скорей, скорей! - И копошится свита. Душа у ловчих без затей, Из жил воловьих свита. Ну и забава у людей - Убить двух белых лебедей! И стрелы ввысь помчались... У лучников наметан глаз, - А эти лебеди как раз Сегодня повстречались. Она жила под солнцем - там, Где синих звезд без счета, Куда под силу лебедям Высокого полета. Ты воспари - крыла раскинь - В густую трепетную синь. Скользи по божьим склонам, - В такую высь, куда и впредь Возможно будет долететь Лишь ангелам и стонам. Но он и там ее настиг - И счастлив миг единый, - Но может, был тот яркий миг Их песней лебединой... Двум белым ангелам сродни, К земле направились они - Опасная повадка! Из-за кустов, как из-за стен, Следят охотники за тем, Чтоб счастье было кратко. Вот утирают пот со лба Виновники паденья: Сбылась последняя мольба - "Остановись, мгновенье!" Так пелся вечный этот стих В пик лебединой песне их - Счастливцев одночасья: Они упали вниз вдвоем, Так и оставшись на седьмом, На высшем небе счастья. 1975 Баллада о двух погибших лебедях
Средь оплывших свечей и вечерних молитв, Средь военных трофеев и мирных костров, Жили книжные дети, не знавшие битв, Изнывая от детских своих катастроф. Детям вечно досаден Их возраст и быт - И дрались мы до ссадин, До смертных обид. Но одежды латали Нам матери в срок, Мы же книги глотали, Пьянея от строк. Липли волосы нам на вспотевшие лбы, И сосало под ложечкой сладко от фраз. И кружил наши головы запах борьбы, Со страниц пожелтевших слетая на нас. И пытались постичь - Мы, не знавшие войн, За воинственный клич Принимавшие вой, - Тайну слова "приказ", Назначенье границ, Смысл атаки и лязг Боевых колесниц. А в кипящих котлах прежних боен и смут Столько пищи для маленьких наших мозгов! Мы на роли предателей, трусов, иуд В детских играх своих назначали врагов. И злодея слезам Не давали остыть, И прекраснейших дам Обещали любить; И, друзей успокоив И ближних любя, Мы на роли героев Вводили себя. Только в грезы нельзя насовсем убежать: Краткий век у забав - столько боли вокруг! Попытайся ладони у мертвых разжать И оружье принять из натруженных рук. Испытай, завладев Еще теплым мечом, И доспехи надев, - Что почем, что почем! Испытай, кто ты - трус Иль избранник судьбы, И попробуй на вкус Настоящей борьбы. И когда рядом рухнет израненный друг И над первой потерей ты взвоешь, скорбя, И когда ты без кожи останешься вдруг Оттого, что убили - его, не тебя, - Ты поймешь, что узнал, Отличил, отыскал По оскалу забрал - Это смерти оскал! - Ложь и зло, - погляди, Как их лица грубы, И всегда позади - Воронье и гробы! Если путь прорубая отцовским мечом Ты соленые слезы на ус намотал, Если в жарком бою испытал что почем, - Значит, нужные книги ты в детстве читал! Если мяса с ножа Ты не ел ни куска, Если руки сложа Наблюдал свысока, И в борьбу не вступил С подлецом, палачом - Значит, в жизни ты был Ни при чем, ни при чем! 1975 Баллада о борьбе
Знать бы все - до конца бы и сразу б Про измену, тюрьму и рочок, Но... друзей моих пробуют на зуб, Но... цепляют меня на крючок. 1975 x x x
Ублажаю ли душу романсом Или грустно пою про тюрьму, - Кто-то рядом звучит диссонансом, Только кто - не пойму. 1975 x x x
...Узнаю и в пальто, и в плаще их, Различаю у них голоса, - Ведь направлены ноздри ищеек На забытые мной адреса. 1975 x x x
И не пишется, и не поется, Струны рву каждый раз, как начну. Ну а если струна оборвется - Заменяешь другую струну. И пока привыкнешь к новой, Иссекаешь пальцы в кровь: Не звучит аккорд басовый - Недостаточно верхов. Но остались чары - Брежу наяву, Разобью гитару, Струны оборву, Не жалею глотки И иду на крест - Выпью бочку водки За один присест. 1975 x x x
Не однажды встречал на пути подлецов, Но один мне особо запал, - Он коварно швырнул горсть махорки в лицо, Нож в живот - и пропал. Я здоровый, я выжил, не верил хирург, Ну, а я веру в нем возродил, - Не отыщешь таких и в Америке рук - Я его не забыл. Я поставил мечту свою на тормоза, Встречи ждал и до мести дожил. Не швырнул ему, правда, махорку в глаза, Но потом закурил. Никогда с удовольствием я не встречал Откровенных таких подлецов. Но теперь я доволен: ах, как он лежал Не дыша, среди дров! 1975 x x x
Не впадай ни в тоску, ни в азарт ты Даже в самой невинной игре, Не давай заглянуть в свои карты И до срока не сбрось козырей. Отключи посторонние звуки И следи, чтоб не прятал глаза, Чтоб держал он на скатерти руки И не смог передернуть туза. Никогда не тянись за деньгами, Если ж ты, проигравши, поник, - Как у Пушкина в "Пиковой даме" Ты останешься с дамою пик. Если ж ты у судьбы не в любимцах - Сбрось очки и закончи на том, Крикни: "Карты на стол, проходимцы!" И уйди с отрешенным лицом. 1975 x x x
Мне бы те годочки миновать, А отшибли почки - наплевать! Знаю, что досрочки не видать, Только бы не стали добавлять. 1975 x x x
Не могу ни выпить, ни забыться. Стих пришел - и замысел высок. Не мешайте, дайте углубиться! Дайте отрешиться на часок. 1975 x x x
Вы были у Беллы? Мы были у Беллы - Убили у Беллы День белый, день целый, И пели мы Белле, Молчали мы Белле, Уйти не хотели Как утром с постели. И если вы слишком душой огрубели - Идите смягчиться не к водке, а к Белле. И ели вам что-то под горло подкатит - У Беллы и боли и нежности хватит. 1975 x x x
Препинаний и букв чародей, Лиходей непечатного слова Трал украл для волшебного лова Рифм и наоборотных идей. Мы, неуклюжие, мы, горемычные, Идем и падаем по всей России... Придут другие, еще лиричнее, Но это будут - не мы - другие. Автогонщик, бурлак и ковбой, Презирающий гладь плоскогорий, В мир реальнейших фантасмагорий Первым в связке ведешь за собой! Стонешь ты эти горькие, личные, В мире лучшие строки! Какие? Придут другие, еще лиричнее, Но это будут - не мы - другие. Пришли дотошные "немыдругие", Они - хорошие, стихи - плохие. 1975 x x x
Письмо к другу,
И. Бортнику Ах, милый Ваня! Я гуляю по Парижу - И то, что слышу, и то, что вижу, - Пишу в блокнотик, впечатлениям вдогонку: Когда состарюсь - издам книжонку. Про то, что, Ваня, мы с тобой в Париже Нужны - как в бане пассатижи. Все эмигранты тут второго поколенья - От них сплошные недоразуменья: Они все путают - и имя, и названья, - И ты бы, Ваня, у них выл - "Ванья". А в общем, Ваня, мы с тобой в Париже Нужны - как в русской бане лыжи! Я сам завел с француженкою шашни, Мои друзья теперь - и Пьер, и Жан. Уже плевал я с Эйфелевой башни На головы беспечных парижан! Проникновенье наше по планете Особенно заметно вдалеке: В общественном парижском туалете Есть надписи на русском языке! 1975, 1978 или Зарисовка о Париже
Ах, порвалась на гитаре струна, Только седьмая струна! Там, где тонко, там и рвется жизнь, Хоть сама ты на лады ложись. Я исчезну - и звукам не быть. Больно, коль станут аккордами бить Руки, пальцы чужие по мне - По седьмой, самой хрупкой струне. 1975 Седьмая струна
Муру на блюде доедаю подчистую. Глядите, люди, как я смело протестую! Хоть я икаю, но твердею как Спаситель, И попадаю за идею в вытрезвитель. Вот заиграла музыка для всех, И стар и млад, приученный к порядку - Всеобщую танцует физзарядку, Но я - рублю сплеча, как дровосек: Играют танго - я иду вприсядку. Объявлен рыбный день - о чем грустим? Хек с маслом в глотку - и молчим как рыбы. Повеселей: хек семге - побратим. Наступит птичий день - мы полетим, А упадем - так спирту на ушибы. 1975 x x x
Я был завсегдатаем всех пивных, Меня не приглашали на банкеты: Я там горчицу вмазывал в паркеты, Гасил окурки в рыбных заливных И слезы лил в пожарские котлеты. Я не был тверд, но не был мягкотел, Семья прожить хотела без урода, В ней все - кто от сохи, кто из народа. И покатился {я} и полетел По жизни - от привода до привода. А в общем - что? Иду - нормальный ход, Ногам легко, свободен путь и руки. Типичный люмпен - если по науке, А по уму - обычный обормот, Нигде никем не взятый на поруки. Недавно опочили старики - Большевики с двенадцатого года. Уж так подтасовалася колода: Они - во гроб, я - в черны пиджаки, Как выходец из нашего народа. У нас отцы - кто дуб, кто вяз, кто кедр, Охотно мы вставляем их в анкетки, И много нас, и хватки мы, и метки, Мы бдим, едим, восшедшие из недр, Предельно сокращая пятилетки. Я мажу джем на черную икру, Маячат мне и близости и дали, - На жиже, не на гуще мне гадали. Я из народа вышел поутру, И не вернусь, хоть мне и предлагали. Конечно, я немного прозевал, Но где ты, где, учитель мой зануда? Не отличу катуда от ануда! Зря вызывал меня ты на завал - Глядишь теперь откуда-то оттуда. 1975 x x x
Я юркнул с головой под покрывало, И стал смотреть невероятный сон: Во сне статуя Мухиной сбежала, Причем - чур-чур! - колхозница сначала, Уперся он, она, крича, серчала, Серпом ему - и покорился он. Хвать-похвать, глядь-поглядь - Больше некому стоять, Больше некому приезжать, Восхищаться и ослеплять. Слетелись голубочки - гули-гули! Какие к черту гули, хоть кричи! Надули голубочков, обманули, Скользили да плясали люли, люли, И на тебе - в убежище нырнули, Солисты, гастролеры, первачи. Теперь уж им на голову чего-то Не уронить, ничем не увенчать, Ищи-свищи теперь и Дон-Кихота В каких-то Минессота{х} и Дакота{х}. Вот сновиденье в духе Вальтер Скотта. Качать меня, лишать меня, молчать! 1975 x x x
Что брюхо-то поджалось-то, - Нутро почти видно? Ты нарисуй, пожалуйста, Что прочим не дано. Пусть вертит нам судья вола Логично, делово: Де, пьянь - она от Дьявола, А трезвь - от Самого. Начнет похмельный тиф трясти - Претерпим муки те! Равны же во Антихристе, Мы, братья во Христе... 1975 x x x
Дважды Герою Советского Союза Николаю Скоморохову и его погибшему другу Всю войну под завязку я все к дому тянулся, И хотя горячился - воевал делово, - Ну а он торопился, как-то раз не пригнулся - И в войне взад-вперед обернулся за два года - всего ничего. Не слыхать его пульса С сорок третьей весны, - Ну а я окунулся В довоенные сны. И гляжу я дурея, И дышу тяжело: Он был лучше, добрее, Добрее, добрее, - Ну а мне - повезло. Я за пазухой не жил, не пил с господом чая, Я ни в тыл не просился, ни судьбе под подол, - Но мне женщины молча намекали, встречая: Если б ты там навеки остался - может, мой бы обратно пришел?! Для меня - не загадка Их печальный вопрос, - Мне ведь тоже несладко, Что у них не сбылось. Мне ответ подвернулся: "Извините, что цел! Я случайно вернулся, вернулся, вернулся, - Ну а ваш - не сумел". Он кричал напоследок, в самолете сгорая: "Ты живи! Ты дотянешь!" - доносилось сквозь гул. Мы летали под богом возле самого рая, - Он поднялся чуть выше и сел там, ну а я - до земли дотянул. Встретил летчика сухо Райский аэродром. Он садился на брюхо, Но не ползал на нем. Он уснул - не проснулся, Он запел - не допел. Так что я вот вернулся, Глядите - вернулся, - Ну а он - не успел. Я кругом и навечно виноват перед теми, С кем сегодня встречаться я почел бы за честь, - Но хотя мы живыми до конца долетели - Жжет нас память и мучает совесть, у кого, у кого она есть. Кто-то скупо и четко Отсчитал нам часы Нашей жизни короткой, Как бетон полосы, - И на ней - кто разбился, Кто взлетел навсегда... Ну а я приземлился, А я приземлился, - Вот какая беда... 1975 Песня о погибшем летчике
Я еще не в угаре, не втиснулся в роль. Как узнаешь в ангаре, кто - раб, кто - король, Кто сильней, кто слабей, кто плохой, кто хороший, Кто кого допечет, допытает, дожмет: Летуна самолет или наоборот? - На земле притворилась машина - святошей. Завтра я испытаю судьбу, а пока - Я машине ласкаю крутые бока. На земле мы равны, но равны ли в полете? Под рукою, не скрою, ко мне холодок, - Я иллюзий не строю - я старый ездок: Самолет - необъезженный дьявол во плоти. Знаю, утро мне силы утроит, Ну а конь мой - хорош и сейчас, - Вот решает он: стоит - не стоит Из-под палки работать на нас. Ты же мне с чертежей, как с пеленок, знаком, Ты не знал виражей - шел и шел прямиком, Плыл под грифом "Секретно" по волнам науки. Генеральный конструктор тебе потакал - И отбился от рук ты в КБ, в ОТК, - Но сегодня попал к испытателю в руки! Здесь возьмутся покруче, - придется теперь Расплатиться, и лучше - без лишних потерь: В нашем деле потери не очень приятны. Ты свое отгулял до последней черты, Но и я попетлял на таких вот, как ты, - Так что грех нам обоим идти на попятный. Иногда недоверие точит: Вдруг не все мне машина отдаст, Вдруг она засбоит, не захочет Из-под палки работать на нас! 1975 x x x
...Мы взлетали как утки с раскисших полей: Двадцать вылетов в сутки - куда веселей! Мы смеялись, с парилкой туман перепутав. И в простор набивались мы до тесноты, - Облака надрывались, рвались в лоскуты, Пули шили из них купола парашютов. Возвращались тайком - без приборов, впотьмах, И с радистом-стрелком, что повис на ремнях. В фюзеляже пробоины, в плоскости - дырки. И по коже - озноб; и заклинен штурвал, - И дрожал он, и дробь по рукам отбивал - Как во время опасного номера в цирке. До сих пор это нервы щекочет, - Но садились мы, набок кренясь. Нам казалось - машина не хочет И не может работать на нас. Завтра мне и машине в одну петь дуду В аварийном режиме у всех на виду, - Ты мне нож напоследок не всаживай в шею! Будет взлет - будет пища: придется вдвоем Нам садиться, дружище, на аэродром - Потому что я бросить тебя не посмею. Правда шит я не лыком и чую чутьем В однокрылом двуликом партнере моем Игрока, что пока все намеренья прячет. Но плевать я хотел на обузу примет: У него есть предел - у меня его нет, - Поглядим, кто из нас запоет - кто заплачет! Если будет полет этот прожит - Нас обоих не спишут в запас. Кто сказал, что машина не может И не хочет работать на нас?! 1975 x x x
Час зачатья я помню неточно, - Значит, память моя - однобока, - Но зачат я был ночью, порочно И явился на свет не до срока. Я рождался не в муках, не в злобе, - Девять месяцев - это не лет! Первый срок отбывал я в утробе, - Ничего там хорошего нет. Спасибо вам, святители, Что плюнули, да дунули, Что вдруг мои родители Зачать меня задумали - В те времена укромные, Теперь - почти былинные, Когда срока огромные Брели в этапы длинные. Их брали в ночь зачатия, А многих - даже ранее, - А вот живет же братия - Моя честна компания! Ходу, думушки резвые, ходу! Слова, строченьки милые, слова!.. В первый раз получил я свободу По указу от тридцать восьмого. Знать бы мне, кто так долго мурыжил, - Отыгрался бы на подлеце! Но родился, и жил я, и выжил, - Дом на Первой Мещанской - в конце. Там за стеной, за стеночкою, За перегородочкой Соседушка с соседушкою Баловались водочкой. Все жили вровень, скромно так, - Система коридорная, На тридцать восемь комнаток - Всего одна уборная. Здесь на зуб зуб не попадал, Не грела телогреечка, Здесь я доподлинно узнал, Почем она - копеечка. ...Не боялась сирены соседка И привыкла к ней мать понемногу, И плевал я - здоровый трехлетка - На воздушную эту тревогу! Да не все то, что сверху, - от бога, - И народ "зажигалки" тушил; И, как малая фронту подмога - Мой песок и дырявый кувшин. И било солнце в три ручья Сквозь дыры крыш просеяно, На Евдоким Кирилыча И Гисю Моисеевну. Она ему: "Как сыновья?" "Да без вести пропавшие! Эх, Гиська, мы одна семья - Вы тоже пострадавшие! Вы тоже - пострадавшие, А значит - обрусевшие: Мои - без вести павшие, Твои - безвинно севшие". ...Я ушел от пеленок и сосок, Поживал - не забыт, не заброшен, И дразнили меня: "Недоносок", - Хоть и был я нормально доношен. Маскировку пытался срывать я: Пленных гонят - чего ж мы дрожим?! Возвращались отцы наши, братья По домам - по своим да чужим... У тети Зины кофточка С драконами да змеями, То у Попова Вовчика Отец пришел с трофеями. Трофейная Япония, Трофейная Германия... Пришла страна Лимония, Сплошная Чемодания! Взял у отца на станции Погоны, словно цацки, я, - А из эвакуации Толпой валили штатские. Осмотрелись они, оклемались, Похмелились - потом протрезвели. И отплакали те, кто дождались, Недождавшиеся - отревели. Стал метро рыть отец Витькин с Генкой, - Мы спросили - зачем? - он в ответ: "Коридоры кончаются стенкой, А тоннели - выводят на свет!" Пророчество папашино Не слушал Витька с корешом - Из коридора нашего В тюремный коридор ушел. Да он всегда был спорщиком, Припрут к стене - откажется... Прошел он коридорчиком - И кончил "стенкой", кажется. Но у отцов - свои умы, А что до нас касательно - На жизнь засматривались мы Уже самостоятельно. Все - от нас до почти годовалых - "Толковищу" вели до кровянки, - А в подвалах и полуподвалах Ребятишкам хотелось под танки. Не досталось им даже по пуле, - В "ремеслухе" - живи не тужи: Ни дерзнуть, ни рискнуть, - но рискнули Из напильников делать ножи. Они воткнутся в легкие, От никотина черные, По рукоятки легкие Трехцветные наборные... Вели дела обменные Сопливые острожники - На стройке немцы пленные На хлеб меняли ножики. Сперва играли в "фантики" В "пристенок" с крохоборами, - И вот ушли романтики Из подворотен ворами. ...Спекулянтка была номер перший - Ни соседей, ни бога не труся, Жизнь закончила миллионершей - Пересветова тетя Маруся. У Маруси за стенкой говели, - И она там втихую пила... А упала она - возле двери, - Некрасиво так, зло умерла. Нажива - как наркотика, - Не выдержала этого Богатенькая тетенька Маруся Пересветова. Но было все обыденно: Заглянет кто - расстроится. Особенно обидело Богатство - метростроевца. Он дом сломал, а нам сказал: "У вас носы не вытерты, А я, за что я воевал?!" - И разные эпитеты. ...Было время - и были подвалы, Было дело - и цены снижали, И текли куда надо каналы, И в конце куда надо впадали. Дети бывших старшин да майоров До ледовых широт поднялись, Потому что из тех коридоров, Им казалось, сподручнее - вниз. 1975 Баллада о детстве
Тоска немая гложет иногда, И люди развлекают - все чужие. Да, люди, создавая города, Все забывают про дела иные, Про самых нужных и про близких всем, Про самых, с кем приятно обращаться, Про темы, что важнейшие из тем, И про людей, с которыми общаться. Мой друг, мой старый друг, мой собеседник! Прошу тебя, скажи мне что-нибудь. Давай презрим товарищей соседних И посторонних, что попали в суть. 1975 x x x
Я прожил целый день в миру Потустороннем И бодро крикнул поутру: "Кого схороним?" Ответ мне был угрюм и тих: "Все - блажь, бравада, Кого схороним?! - Нет таких?.. Ну и не надо". Не стану дважды я просить, Манить провалом. Там, кстати, выпить-закусить - Всегда навалом. Я и сейчас затосковал, Хоть час - оттуда. Вот уж где истинный провал, Ну просто - чудо. Я сам шальной и кочевой, А побожился: Вернусь, мол, ждите, ничего, Что я зажился. Так снова предлагаю вам Пока не поздно: Хотите ли ко всем чертям, Где кровь венозна, И льет из вены, как река, А не водица. Тем, у кого она жидка, Так не годится. И там не нужно ни гроша, - Хоть век поститься! Живет там праведна душа, Не тяготится. Там вход живучим воспрещен Как посторонним, Не выдержу, спрошу еще: "Кого схороним?" Зову туда, где благодать И нет предела. Никто не хочет умирать - Такое дело. Скажи-кось, милый человек, Я, может, спутал: Какой сегодня нынче век, Какая смута? Я сам вообще-то костромской, А мать - из Крыма. Так если бунт у вас какой, Тогда я - мимо. А если - нет, тогда еще Всего два слова. У нас там траур запрещен, Нет, честно слово! А там - порядок - первый класс, Глядеть приятно. И наказание сейчас - Прогнать обратно. И отношение ко мне - Ну как к пройдохе. Все стали умники вдвойне К концу эпохи. Ну, я согласен - поглядим Спектакль - и тронем. Ведь никого же не съедим, А так... схороним. Ну почему же все того... Как в рот набрали? Там встретились - кто и кого Тогда забрали. И Сам - с звездою на груди - Там тих и скромен, - Таких как он там - пруд пруди! Кого схороним? Кто задается - в лак его, Чтоб - хрен отпарить! Там этот, с трубкой... Как его? Забыл - вот память! У нас границ полно навесть: Беги - не тронем, Тут, может быть, евреи есть? Кого схороним? В двадцатом веке я, эва! Да ну-с вас к шутам! Мне нужно в номер двадцать два - Вот черт попутал! 1975 x x x
Вот в плащах, подобных плащпалаткам, - Кто решил такое надевать?! - Чтоб не стать останками остаткам, - Люди начинают колдовать. Девушка - под поезд: все бывает, Тут уж истери - не истери... И реаниматор причитает: "Милая, хорошая, умри! Что ты будешь делать, век больная, Если б даже я чего и смог? И нужна ли ты кому такая - Без всего и без обеих ног?" Выглядел он жутко и космато, Он старался за нее дышать. Потому что врач-реаниматор - Это значит должен оживлять. Мне не спится и не может спаться, - Не затем, что в мире столько бед, Просто очень трудно оклематься, Трудно, так сказать, реаниматься, Чтоб писать поэмы, а не бред. Я - из хирургических отсеков, Из полузабытых катакомб, Там, где оживляют человеков, Если вы слыхали о таком. Нет подобных боен и в корриде - Фору дам, да даже сотню фор, Только постарайтесь в странном виде Не ходить на красный светофор. 1975 x x x
Склоны жизни прямые до жути - Прямо пологие: Он один - а жена в институте Травматологии. Если б склоны пологие - туго: К крутизне мы - привычные, А у нас ситуации с другом Аналогичные. А у друга ведь день рожденья - Надо же праздновать! Как избавиться от настроения Безобразного? И не вижу я средства иного - Плыть по течению... И напиться нам до прямого Ума помрачения! 1975 x x x
Мы с мастером по велоспорту Галею С восьмого класса - не разлей вода. Страна величиною с Португалию Велосипеду с Галей - ерунда. Она к тому же все же - мне жена, Но кукиш тычет в рожу мне: На, - Мол, ты блюди квартиру, Мол, я ездой по миру Избалована и изнежена. Значит, завтра - в Париж, говоришь... А на сколько? А на десять дней! Вот везухи: Галине - Париж, А сестре ее Наде - Сидней. Артисту за игру уже в фойе - хвала. Ах, лучше раньше, нежели поздней. Вот Галя за медалями поехала, А Надю проманежили в Сидней. Кабы была бы Надя не сестра - Тогда б вставать не надо мне с утра: Я б разлюлил малины В отсутствие Галины, Коньяк бы пил на уровне ситра. Сам, впрочем, занимаюсь авторалли я, Гоняю "ИЖ" - и бел, и сер, и беж. И мне порой маячила Австралия, Но семьями не ездят за рубеж. Так отгуляй же, Галя, за двоих - Ну их совсем - врунов или лгуних! Вовсю педаля, Галя, Не прозевай Пегаля, - Потом расскажешь, как там что у них! Та какой он, Париж, говоришь? Как не видела? Десять же дней! Да рекорды ты там покоришь, - Ты вокруг погляди пожадней! 1975 x x x
Михаилу Шемякину Как засмотрится мне нынче, как задышится?! Воздух крут перед грозой, крут да вязок. Что споется мне сегодня, что услышится? Птицы вещие поют - да все из сказок. Птица Сирин мне радостно скалится - Веселит, зазывает из гнезд, А напротив - тоскует-печалится, Травит душу чудной Алконост. Словно семь заветных струн Зазвенели в свой черед - Это птица Гамаюн Надежду подает! В синем небе, колокольнями проколотом, - Медный колокол, медный колокол - То ль возрадовался, то ли осерчал... Купола в России кроют чистым золотом - Чтобы чаще Господь замечал. Я стою, как перед вечною загадкою, Пред великою да сказочной страною - Перед солоно - да горько-кисло-сладкою, Голубою, родниковою, ржаною. Грязью чавкая жирной да ржавою, Вязнут лошади по стремена, Но влекут меня сонной державою, Что раскисла, опухла от сна. Словно семь богатых лун На пути моем встает - То птица Гамаюн Надежду подает! Душу, сбитую утратами да тратами, Душу, стертую перекатами, - Если до крови лоскут истончал, - Залатаю золотыми я заплатами - Чтобы чаще Господь замечал! 1975 Купола
Как во смутной волости Лютой, злой губернии Выпадали молодцу Все шипы да тернии. Он обиды зачерпнул, зачерпнул Полные пригоршни, Ну а горе, что хлебнул, - Не бывает горше. Пей отраву, хоть залейся! Благо, денег не берут. Сколь веревочка ни вейся - Все равно совьешься в кнут! Гонит неудачников По миру с котомкою, Жизнь текет меж пальчиков Паутинкой тонкою, А которых повело, повлекло По лихой дороге - Тех ветрами сволокло Прямиком в остроги. Тут на милость не надейся - Стиснуть зубы да терпеть! Сколь веревочка ни вейся - Все равно совьешься в плеть! Ах, лихая сторона, Сколь в тебе ни рыскаю - Лобным местом ты красна Да веревкой склизкою! А повешенным сам дьявол-сатана Голы пятки лижет. Смех, досада, мать честна! - Ни пожить, ни выжить! Ты не вой, не плачь, а смейся - Слез-то нынче не простят. Сколь веревочка ни вейся - Все равно укоротят! Ночью думы муторней. Плотники не мешкают - Не успеть к заутрене: Больно рано вешают. Ты об этом не жалей, не жалей, - Что тебе отсрочка?! На веревочке твоей Нет ни узелочка! Лучше ляг да обогрейся - Я, мол, казни не просплю... Сколь веревочка ни вейся - А совьешься ты в петлю! 1975 Разбойничья
Что ни слух - так оплеуха! Что ни мысли - грязные. Жисть-жистяночка, житуха! Житие прекрасное! 1975 x x x
